Морской фронт - [17]

Михаил Сергеевич Клевенский, я не сомневался, сделает все от него зависящее. Совсем недавно мы с ним проверяли морскую оборону базы на учении, в динамике. Тогда все было хорошо. Но хватит ли сейчас сил и средств, чтобы противостоять врагу?

Вечером М. С. Клевенский снова к нам прорвался по ВЧ:

— Слышу близкую артстрельбу. Наша южная батарея уже давно ведет огонь по противнику. Весь день нас бомбят… Сейчас начался двадцатый налет… Четыре наши подводные лодки заняли позиции в море по плану морской обороны. Тральщик «Фугас» ставит мины. Ушли в Усть-Двинск шесть подлодок и в Вентспилс — восемь транспортов. Десять кораблей пока оставил в базе.

На этом телефонная связь с Либавой надолго прекратилась.

Комфлот звонил в Ригу и Москву, пытаясь выяснить, положение 8-й армии, но сколько-нибудь ясной картины так и не удалось составить.

Как мы узнали позже, уже к вечеру 22 июня гитлеровские войска подошли к южным окраинам Либавы. Огнем батарей базы и героическим сопротивлением нашей пехоты фашисты были остановлены на рубеже реки Барта в пятнадцати километрах от города. Сообщила нам об этом Москва. Командующий флотом сначала обрадовался, а потом помрачнел.

— Фашисты разбомбили армейский аэродром. Истребительный авиаполк успел с него куда-то перелететь. Командир полка и донес об обстановке в Либаве. Ясно?

— Ясно-то ясно, но, значит, база осталась без истребительного прикрытия…

Телефонный звонок прервал наш разговор. Я вышел из кабинета, но скоро комфлот вновь вызвал меня и молча протянул телеграмму из Москвы: «Выслать все подлодки типа „М“ в район Мемеля для обороны фланга нашего приморского фронта».

Я удивился:

— Но ведь фронт уже у Либавы?!

Адмирал только махнул рукой в ответ:

— Подготовьте указания.

Через несколько минут он подписал радиограмму командиру подводной лодки «Л-3». Выполняя приказ, 27 июня лодка поставила у Мемеля минное заграждение. Вскоре на этих минах погибли три транспорта с фашистскими войсками. Командовал лодкой капитан 2 ранга П. Д. Грищенко, который после прославился на всю страну своими боевыми делами.

Другие лодки было бесцельно посылать в тот район, по существу уже в тыл фронта. Комфлот доложил свое мнение в Москву. Там согласились.

У нас создавалось впечатление, что Генеральный штаб плохо представлял себе обстановку на фронтах. В его оперативной сводке говорилось: «Германские регулярные войска в течение 22 июня вели бои с погранчастями СССР, имея незначительный успех на отдельных направлениях. Во второй половине дня с подходом передовых частей полевых войск Красной Армии атаки немецких войск на преобладающем протяжении нашей границы отбиты с потерями для противника». Что противник понес большие потери — в этом мы ни на минуту не сомневались. Мы знали наших советских людей, их преданность Родине, их бесстрашие в бою. Но все остальное в телеграмме было далеко от истины и вызывало лишь чувство досады…

Мы получили донесения о бомбежке Риги и Виндавы. С финских аэродромов нанесен удар по нашей базе Ханко. К счастью, серьезных повреждений нет.

А что в Либаве? Стало известно, что, не сумев прорваться в город с юга, фашисты обошли его и теперь атакуют с востока, из района Гробини.

Ночью позвонил контр-адмирал П. А. Трайнин:

— Вчера вечером к нам в Ригу на озеро Киш перелетела сорок третья морская авиаразведывательная эскадрилья.

— В чем дело? — спросил командующий.

Оказывается, враг подошел к озеру Дурбе восточнее Либавы, где раньше базировалась эскадрилья, и нашим гидросамолетам пришлось улететь в Ригу.

Стало очевидно, что Либава окружена. Вскоре это подтвердил М. С. Клевенский, кратко сообщив по радио, что база уже находится под вражеским обстрелом. Части 67-й стрелковой дивизии обороняются на окраине города.

Через Москву удалось узнать, что войска 8-й армии, ведя беспрерывные тяжелые бои, уже отходят на Ригу. Либава остается в окружении.

Командиры подводных лодок и транспортов, прибывших в Усть-Двинск из Либавы, подтвердили, что гарнизон окруженной базы героически обороняется, но силы его тают с каждым часом.

Кстати, позднее в захваченных у противника документах была обнаружена запись, помеченная 25 июня: «Из-за упорного сопротивления и сильного артиллерийского огня наступление 291-й пехотной дивизии приостановлено». Да, так и было. 24 июня защитники Либавы: солдаты, матросы, курсанты, рабочие отряды — не только остановили, но даже контратаковали и несколько потеснили фашистов, начавших было просачиваться в город.

Военный совет и все мы, офицеры штаба, думали над тем, как помочь Либавскому гарнизону. Сухопутными силами флот не располагал. Послать корабли в Либаву? Но все боевые силы флота были заняты минными постановками в Финском и Рижском заливах. Помочь авиацией? Но вся наша ударная авиация по заявкам фронта действовала под Ригой и на лужском направлении.

Либава продолжала сражаться. Не раз базу пытался обстреливать бронепоезд фашистов из района железнодорожной станции Гробиня. Однако он был уничтожен метким огнем наших морских батарей.

Из района завода Тосмари противник был изгнан. Но, хотя и кратковременное, появление вражеских солдат вблизи военной гавани сыграло роковую роль. Командир ремонтировавшегося эсминца «Ленин» капитан-лейтенант Афанасьев, резонно опасаясь, как бы фашисты не захватили корабль, взорвал его. Как старший по группе ремонтировавшихся кораблей, он по той же причине приказал взорвать и пять подводных лодок, находившихся в доке. Вслед за тем прогремели новые взрывы — уничтожался минный склад базы. Командир отряда пограничных кораблей и командир охраны рейдов, видя разрушение базы, ушли со своими катерами в Виндаву. В результате в Либаве остались лишь транспорты и пять торпедных катеров.