Морской дьявол - [37]

Было еще светло, когда перед входом в завод и на главной заводской аллее рабочие укрепили эти плакаты. А Барсов получал доклады: списки составлены, круглосуточное дежурство в цехах налажено.

На столе у него лежал и список предателей. Он вызвал секретаршу и продиктовал приказ о перемещении этих людей на другие должности.

Для рабочих некогда знаменитого Ленинградского Северного завода кончился период неизвестно откуда свалившегося помрачения, им в души внезапно хлынул свет энергии и воли, — они выходили из укрытий и вставали в боевой строй.

Тимофей Курицын был отставлен от цеха, но с возвращением директора получил приказ о восстановлении в должности. Сегодня он поднялся рано и спустился на второй этаж. Барсовы сидели за круглым столом и завтракали. С ними был Павел Баранов. Он протягивал Варваре пятидесятирублевый билет, но она отмахивалась, говорила:

— Не возьму я ваши деньги! Вы всегда вот так — отдаете мне последние.

Петр Петрович на них не смотрел. Ему было неловко и совестно ощущать себя человеком, у которого нет и гроша в кармане. Улетая из восточной страны, он принял от Руслана самую малость; говорил, что в Питере у него деньги есть, но никаких накоплений у него не было, а пять миллионов, переведенные Русланом и поделенные с Балалайкиным, ему не выдавали, ссылаясь на какие–то формальные трудности. Он ходил к банкиру, — им по какому–то удивительному недоразумению стал Юрий Марголис, бывший инженер–расчетчик Северного завода, — и тот ему обещал выдать деньги через месяц. В душу закралась догадка, что его дурачат, что никаких денег он не получит, но об этом он никому не говорил и уже подумывал о том, чтобы продать дачу.

Баранов принес буханку хлеба и кусок колбасы. Елена Ивановна аккуратно все разделила.

Курицын гудел трубным басом:

— Живем как бомжи! Сегодня же начну распродажу картин и посуды.

— Да кто же теперь покупает картины? — охладил его пыл Баранов. — На Невском стоят художники, на лотках матрешки, куклы, рожи политиков. И — картины. Сотни картин! И никто ничего не покупает. У меня были серебряные вилки. Вчера продал последнюю.

Зазвонил телефон. Дежурный по первому ракетному цеху, заикаясь и задыхаясь от волнения, кричал:

— Тут у склада убили азика. Набежала толпа кавказцев: шумят, бьют сторожей…

— Ладно, сейчас еду. А вы позовите милицию. Азики давно к складу подбираются. Кто–то им сказал, что внутри ракет есть детали из золота, серебра и платины.

С Тимофеем на завод поехали Баранов и Варя. Выйдя из машины, услышали резкие визжащие голоса женщин и детей. Из бокового входа в цех бежали рабочие. Курицын и его спутники подошли к складу в тот момент, когда две русские женщины, уборщица и юрисконсульт завода Полина Ивлева, с железными прутьями в руках отбивались от наседавших на склад мужиков–кавказцев. Двое захватили юриста и тащили по пролету. Курицын рванул за рукав одного кавказца, а другого двинул ногой, — и так, что тот полетел к фрезерному станку. Поля дрожала от страха и нервного потрясения. Волосы ее были растрепаны, куртка порвана.

Кто–то крикнул:

— А тут убитый!

Тимофей с Полиной подошли к лежащему на металлических листах бородатому толстому мужику. Тот открыл глаза, простонал:

— Взорвалась ракета.

И показал рукой на железный навес над входом в склад. Тимофей засмеялся: он понял все. Это по его просьбе рабочие сделали сооружение, способное повергнуть в ужас каждого, кто вздумал бы тайком проникнуть в помещение, где хранились двадцать недоделанных ракет. Висевший на дверях амбарный замок был одновременно и рычагом, высвобождавшим пудовую кувалду: она летела с высоты трех метров и со страшным грохотом ударялась о железную крышу навеса. Если же к этому добавить, что у дверей склада справа и слева аршинными буквами значилось предупреждение «Осторожно, ракеты могут взорваться!», то станет понятным состояние кавказца.

Курицын смеялся.

— Плохая ракета, если она с одним кавказцем не справилась.

Приказав рабочим охранять злоумышленников до приезда милиции, заметил:

— Слава Богу! Незадачливый чеченец или азик жив, и нам не придется за него отвечать.

Сказал Полине:

— А вам, красавица, не советую лезть в подобные свары. У них оружие, кинжалы, — сунут в бок, а что я тогда буду делать с вашей больной матерью и двумя малютками?

Полина, как юрист, обслуживала весь завод, но по просьбе Барсова Тимофей оборудовал для нее кабинет, и она уж давно прикипела к цеху и была своей, родной для всего коллектива. Курицын знал отчаянное положение ее семьи: муж спился, у матери отказали ноги, на руках четырехлетний парень Олешек и двухлетняя Зоя. Зарплату не получает, живут на пособие для детей. Тимофей помогал ей, чем мог, но теперь и у него нет денег. И все–таки — Поле надо помочь. Чем, как — он еще не знал, но что примет самые решительные меры и поможет — в этом был уверен.

Женщина чувствовала сердцем, что начальник цеха ей симпатизирует, — может быть, даже она ему нравится, — и сама втайне тянулась к этому богатырю: доброму, веселому, готовому обнять весь мир и со всеми поделиться последним. Сейчас ей было неудобно, что Курицын увидел ее в таком положении, но так уж она устроена: всегда готова кинуться туда, где нужна ее помощь. Ей еще в школьные годы говорили, что характер у нее не женский, крутой и драчливый, а ей бы хотелось в глазах начальника цеха выглядеть мягкой и нежной, то есть быть женщиной.