Морское братство - [79]

Шрифт
Интервал

Что-то рябило в воде. Штурман приник к стеклу и радостно вскрикнул:

— Торпедные катера! Идут и сигнализируют. Вправо глядите, товарищ подполковник.

На воду легли широкие пенистые дороги, потом за стеклом поднялись утлые корабли — один и другой. Они шли в одном направлении с самолетом. Торпедоносец медленно обгонял их, снижаясь к воде. Как под стеклом, в ней громоздились камни. Это осушка!..

— Выбирайтесь на левую плоскость, — сухо сказал Кононов. — И запомните мое приказание.

Гул катерных моторов и шум моря ворвались в самолет. Перед самолетом встал бурун, обрушился на кабину и крыло. Кононов снял руки со штурвала и уперся ими в ручки кресла, но нога не повиновалась, острая боль снова вызвала тошнотворное головокружение. Он рванул от себя дверь, и брызги воды на секунды вернули сознание. Штурман и стрелок бежали по плоскости с какими-то чужими людьми. Он слышал странно знакомый командующий с катера голос и опять хотел встать. Но голова перевесила тело и упала на плечо штурмана…

Кононов проснулся в землянке. Тусклый свет пробивался через узкий верхний фонарь. За фанерной дверью сдержанно шептались. Скрипели шаги по сухим половицам.

Поднявшись на локтях, летчик осмотрел свою плотно забинтованную ногу и прикрылся пушистым одеялом с чувством давно не испытанного уюта. Боли в ноге почти не было. Только тупое, саднящее ощущение. Он попытался припомнить, как попал в эту землянку… Он лежал на палубе катера, и возле него на корточках сидели штурман и стрелок. В стороне было неподвижное тело Ладо. Очнулся, когда его тряхнули на носилках, внося в санитарную машину… Затем, кажется, вытаскивали из ноги осколок…

Землянка ничем не похожа на госпитальную палату. Три телефона на столе, пачка книг, карта на стене. Скорее — полевой штаб. И постель со свежим бельем явно принадлежит офицеру, обосновавшемуся здесь прочно, надолго.

Один из телефонов зазвонил, и тогда с противоположной стороны стола кто-то, невидимый Кононову, шумно двинул стул и протянул руку к трубке.

— «Каталина» поднялась? Очень хорошо. Когда увидите ее в воздухе, отправим экипаж самолета и еще одного пассажира.

Осторожно ступая, говоривший пошел к двери. Кононов окликнул:

— Товарищ!..

К нему повернулось молодое улыбающееся лицо.

— Капитан-лейтенант Игнатов, командир отряда торпедных катеров. Будем отправлять вас на Большую землю, подполковник. Не дают погостить у нас, выслали за вами «Каталину».

— Кажется, гость и так доставил вам много хлопот, — вставил Кононов, немного оглушенный звонким жизнерадостным голосом.

— Тащить вас с тонущей машины было действительно нелегко. Но, видите, все обошлось благополучно.

— Если не считать, что торпедоносец лежит на дне моря.

— Э, было бы кому летать, самолетами обеспечат. Бывает хуже в Варангер-фиорде. Бывает, что не возвращается экипаж… Однако перед дорогой надо закусить. У нас готов ужин. Я доложу капитану второго ранга, что вы проснулись.

— Ваш начальник?

— Бывший начальник и тоже гость, помогал мне поутру. Мы ведь возвращались из операции, когда получили радиограмму командующего организовать поиск. Николай Ильич взвалил вас на плечи, как куль. Никогда не думал, что он так силен.

— Николай Ильич?

— Ага, Долганов. Говорит, вы — старые друзья. — Игнатов взялся за ручку двери. — Сейчас его позову.

Кононов вдруг испугался встречи с глазу на глаз с человеком, в представлении которого он должен выглядеть незадачливым вором.

— Помогите мне подняться, — удержал он Игнатова. — Я попробую выйти на воздух.

Морщась, летчик торопливо выпростал ноги, натянул брюки и сапоги — рана была выше колена, и сейчас ясно было, что она пустячная. Прихрамывая, он проковылял на вторую половину землянки. Катерники и его люди сидели за столом. Раскрасневшиеся лица их выражали полное довольство.

— Время не потеряно? — пытаясь шутить, спросил Кононов.

— Нельзя же не выпить за спасителей, — серьезно ответил Тамбовский. — Спирт из нашего неприкосновенного запаса, товарищ подполковник.

Не останавливаясь, Кононов пошел за Игнатовым по темному длинному коридору, пробитому в скале.

— В первую зиму немцы частенько прилетали бомбить. Другой бухты для позиционной стоянки нет, и поневоле пришлось здесь основательно устраиваться, — объяснил Игнатов. Он включил фонарь, но в конце коридора уже заблестел дневной свет.

Кононов глубоко вдохнул свежий воздух и сел на теплый камень у входа.

— А это — Пиратка, постоянный страж нашей позиции. Каждую весну приплод сам-пят, — сказал Игнатов, лаская за ушами крупную собаку с узкой мордой и добрыми преданными глазами. — Я пришел сюда на прошлой неделе, но она меня узнала, хотя не видела почти год.

Он что-то еще рассказывал о надписях на скалах в память боев и показывал пальцем на памятные воронки, но Кононов не слушал. Он смотрел на тропу, поднимавшуюся между валунами. По ней быстро шел морской офицер в фуражке с золоченым обводом козырька. Кононов догадался — Долганов.

«Зачем он здесь? По какому капризу судьбы я встречаю его разбитый, опять униженный? Чтобы он мог рассказать Наташе, как вытаскивал меня из кабины самолета? Чтобы я именно ему признался, как глупо ткнул машину под удар?»


Еще от автора Александр Ильич Зонин
Жизнь адмирала Нахимова

О жизни прославленного российского флотоводца Павла Степановича Нахимова (1802-1855) рассказывает роман писателя-историка А. И. Зонина.


Рекомендуем почитать
Апельсин потерянного солнца

Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.


Плещут холодные волны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воспоминания моего дедушки. 1941-1945

История детства моего дедушки Алексея Исаева, записанная и отредактированная мной за несколько лет до его ухода с доброй памятью о нем. "Когда мне было десять лет, началась война. Немцы жили в доме моей семье. Мой родной белорусский город был под фашистской оккупацией. В конце войны, по дороге в концлагерь, нас спасли партизаны…". Война глазами ребенка от первого лица.


Солдаты Родины: Юристы - участники войны [сборник очерков]

Книга составлена из очерков о людях, юность которых пришлась на годы Великой Отечественной войны. Может быть не каждый из них совершил подвиг, однако их участие в войне — слагаемое героизма всего советского народа. После победы судьбы героев очерков сложились по-разному. Одни продолжают носить военную форму, другие сняли ее. Но и сегодня каждый из них в своей отрасли юриспруденции стоит на страже советского закона и правопорядка. В книге рассказывается и о сложных судебных делах, и о раскрытии преступлений, и о работе юрисконсульта, и о деятельности юристов по пропаганде законов. Для широкого круга читателей.


Горячие сердца

В настоящий сборник вошли избранные рассказы и повести русского советского писателя и сценариста Николая Николаевича Шпанова (1896—1961). Сочинения писателя позиционировались как «советская военная фантастика» и были призваны популяризировать советскую военно-авиационную доктрину.


Мой командир

В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.