Морское братство - [12]

Только перед этим Федор Силыч женился. Он услышал свою будущую жену в «Кармен» и познакомился с нею, как раньше знакомился с другими привлекавшими его женщинами — без особого интереса. И сам удивился, что вскоре ощутил неполноту существования без Клавдии Андреевны. Он был тот же Федор Силыч Петрушенко, морской волк, будто привыкший к одиночеству, но теперь это одиночество давило, о своих мыслях ему нужно было непременно рассказывать Клавдии Андреевне, и не только рассказывать, но и знать, что она их одобряет.

Петрушенко попытался не встречаться с Клавдией Андреевной — он был испуган этой внезапной утратой свободы. Но тогда стало совсем скверно, и он понял, что любит. В нем поднималось ревнивое, враждебное чувство ко всем посетителям театра, заявлявшим свое право слушать Клавдию Андреевну, смотреть на нее, любоваться ею.

— Вы мне нужны. Не спешите отделаться от меня. Я все равно буду вас добиваться, — объявил он однажды Клавдии Андреевне, и так твердо, так убежденно, что она, слышавшая много признаний, только смущенно рассмеялась.

Она не захотела отказаться от новых встреч. Стала петь для него одного, и он слушал, прикрыв тяжелыми веками очень светлые и очень проницательные глаза. Она заставляла себя думать, что не может полюбить этого грузного человека с капризными пухлыми губами и крупным вздернутым носом на широком и нескладном лицо. А чувствовала, что уже любит его и хочет странствовать в морях на его корабле, и петь только для него — так велико было обаяние силы Федора Петрушенко, странно сочетавшейся с тончайшей нежностью и необычайными суждениями обо всем, что его занимало. Клавдии Андреевне поначалу муж казался сродни героям Лондона и Конрада. И она была уверена, что Федор Силыч постарается избегнуть перспективы стать военным моряком.

А он посмеялся над ее словами об утрате внутренней свободы и о скуке плаваний в ограниченном районе.

Военная служба?! Но ведь это как раз то, что ему нужно! Как он раньше не подумал об этом сам? Он чувствовал, что на военном корабле сможет проявить всю свою силу.

Федор Силыч выбрал службу на Севере. «Ради его просторов», — говорил он, но что-то недосказанное при этом пряталось в его проницательных светлых глазах. Проницательные, они были непроницаемы для других, и в них нельзя было подглядеть то, о чем не хотел сказать Петрушенко.

На молодом Северном флоте скоро о нем заговорили. Он показал себя здесь блестящим морским практиком, мастером подводного оружия и в течение двух лет прошел все ступени к самостоятельному командованию.

Началась Отечественная война. Главная работа подводников заключалась в том, чтобы перерезать вражеские коммуникации и отправлять тоннаж с солдатами, с грузами на морское дно. Петрушенко делал то же, что и другие командиры лодок. К тому времени, когда ему сообщили о германском рейдере, он успел уже потопить в девяти походах свыше десятка транспортов и боевых кораблей. Но это было его рядовой работой. Сам он с удовольствием вспоминал лишь артиллерийский бой со сторожевой вражеской флотилией, из которого немногим немцам удалось уйти, да еще поход в военную базу противника, — предельно дерзкое предприятие, которое могло закончиться гибелью его участников.

Корабль Петрушенко всплыл тогда в фиорде и полным ходом направился прямо к причалам. Береговые посты спрашивали позывные и что-то сообщали, и Федор Силыч приказал в ответ повторить немецкие сигналы. Ответы, конечно, озадачили фашистов, но не сразу вызвали подозрения. Противник не мог вообразить, что советские моряки лезут в ловушку, густо уставленную батареями. А на это и надеялся Петрушенко. Шесть торпед ударили неожиданно по пристани, у которой теснились мелкие корабли. Так были потоплены торпедные катера и буксиры, сожжены береговые склады. Над фиордом долго стояло зарево пожаров, а Петрушенко шел дальше на юг Норвежского моря топить транспорты…

Когда Федор Силыч получил приказание приступить к поиску крейсера, появились только первые признаки ухудшения погоды. Он сделал зарядку и вентилировал отсеки, пользуясь пустынностью моря, и заключил, что лучше идти сейчас вперед на полном надводном ходу. Он предположил: если погода исправится, то позднее район будут проверять воздушные разведчики рейдера, и тогда придется затрачивать время на частые погружения. Вот почему он двинулся на новую позицию в надводном положении и приблизился к ней на много часов раньше, чем рассчитывал Сенцов.

У Петрушенко не было сомнений в успехе, и он не стал делать особых приготовлений к бою — только остался на верхней палубе на время утомительного и опасного перехода. Стоял перед козырьком мостика, опираясь на ствол перископа, смотрел вперед на текучие свинцовые горы воды и думал о том, сколько русских людей в продолжение столетий бороздило море до Груманта.

На мостик вошел помощник и спросил разрешения курить.

— Курите, — сказал Петрушенко и, повинуясь потребности высказаться перед кем-нибудь, добавил: — Идем в пустыне, и не верится, что месяц назад я в Москве держал речь перед представителями всех славянских народов. Знаешь, не то сказал тогда. Не надо было ограничиваться сегодняшним днем.