Морские волки. Навстречу шторму - [31]

После обеда я с офицерами и Юнгом отправился в Тавароа, желая увидеть место, где Европа лишилась славнейшего мореплавателя, капитана Кука. При самом выходе из катера находится камень, на котором пал этот бессмертный человек, а вскоре мы увидели и ту гору, где, как говорят жители, сожгли его тело. На ее утесах множество пещер, в которых хранятся кости умерших, а также то место, где с древних времен складывают скелеты здешних владетелей. Последний король Тайребу погребен здесь же.

В Тавароа расположены девять небольших храмов, точнее, оград, наполненных идолами. Приставленный к ним жрец уехал в это время на рыбную ловлю, поэтому войти в середину нам было запрещено. Впрочем, между этими и карекекуйскими храмами нет никакой разницы. Они только гораздо меньше последних. Каждый из них посвящен особому божеству и принадлежит кому-нибудь из здешних старшин. Потом мы посетили сестру главного старшины этих мест, который находится в войске при короле. Ей, кажется, уже более 90 лет. Лишь только Юнг сказал, что приехал начальник корабля, как она, взяв меня за руку, хотела было ее поцеловать, говоря, что лишилась зрения и не может видеть, каков я. Мы застали ее сидящей под деревом и окруженной народом, который, казалось, больше насмехался над ее старостью, чем оказывал уважение. Она говорила много о своей приверженности к европейцам, а потом пригласила нас в свой дом, который, кроме величины, ничем от всех прочих хижин не отличался. Обойдя все жилища, мы не нашли на взморье и до гор никакой травы. Все пространство было покрыто лавой, обломками которой обнесены даже дома, вместо каменного палисада.

Возвратившись на корабль, мы нашли на нем двух американцев из Соединенных Штатов. Один из них в прошлом году был на северо-западном берегу Америки и уведомил меня о разорении местными жителями нашего селения, находящегося в заливе Ситкинском, или Ситке. Известие это я счел тем более вероятным, что еще перед нашим отправлением из Кронштадта в гамбургских газетах упоминалось нечто подобное.

На следующий день поутру приехал ко мне Юнг и отдал привезенных им вчера четырех свиней за один тюк парусины. За такую же цену я купил еще четырех у старшины. Итак, к полудню мы уже были снабжены всеми нужными припасами. После обеда мы начали сниматься с фертоеня, а около 9 часов, при береговом ветре (в жарких климатах береговой ветер всегда дует ночью или когда солнце находится под горизонтом, а морской – днем[87]), который здесь никогда не меняется, вступили под паруса. К нашему сожалению, оба каната были несколько потерты, особенно плехтовый, т. е. якорная цепь правого якоря, хотя якоря были брошены на песчаном грунте. Поэтому можно заключить, что под ним находится коралл. Если бы мне пришлось остановиться здесь вторично, то я подвинулся бы около кабельтова ближе к горе, где по лоту оказался чистый вязкий песок. Едва мы сошли с места, ветер прекратился, и мы вынуждены были буксироваться из губы. Юнг расстался с нами у выхода из губы, а Джонсон уехал уже утром. Я их обоих одарил всем полезным и нужным и также послал подарок молодому старшине, у которого живет Джонсон, так как он сам сначала прислал нам подарки и хотел приехать на корабль, но не смог из-за смерти своей жены.

17 июня. На рассвете 17-го числа мы были в 6 милях [11 км] от места, где наш корабль стоял на якоре. В полдень, по наблюдениям, мы находились под 19° 34´ 49˝ с. ш. В 6 часов при начавшемся небольшом ветре мы продолжали свой путь. Против западной оконечности острова Овиги показался остров Мове [Мауи]. За северным мысом губы Карекекуи, сколько я мог заметить, морское течение направлено к северо-западу, а еще раньше устремляется на самый мыс, и поэтому следует весьма остерегаться этого места, чтобы в случае внезапной тишины не сесть на мель.

18 июня. В 3 часа пополуночи ветер начал дуть с северо-востока, а к 7 часам так усилился, что корабль шел по 9 миль [16 км] в час. Это немало обрадовало нас, ибо бороться с тишиной и маловетрием весьма неприятно, а особенно находясь вблизи берегов, где из-за слишком большой глубины остановиться на якоре нельзя. Отправляясь от острова Овиги, я был сперва намерен побывать на острове Вагу, где в это время находился овигский король со всем своим флотом и войском, и посмотреть на военные приготовления гавайцев. Хотя для столь немаловажного и весьма любопытного обстоятельства можно было бы пожертвовать несколькими днями, но, узнав, что там началась эпидемия, я решил идти прямо к острову Отуваю. В полдень, по нашим наблюдениям, мы находились под 20° 20´ с. ш. и 157° 42´ з. д. (по хронометрам №№ 136 и 50).

19 июня в 5 часов мы увидели на северо-западе остров Отувай, а около 8 часов прошли его южную оконечность и легли вдоль берега. Близ губы Веймеа [Уаимеа] подошли к нам четыре лодки, из которых на одной было пять человек, а на остальных – по одному. Они привезли с собой только копья, которые и были раскуплены нашими офицерами. На мою долю досталось опахало из хвостов тропических птиц, за которое я дал ножик. Ветер был свежий до западного мыса, у которого вдруг наступило полное безветрие, отчего наш корабль двигался мало-помалу, до самого вечера, только течением между островами Онигу [Ниау] и Отувай. Между тем пожаловал к нам король этих островов Тамури. Взойдя на корабль, он тотчас заговорил по-английски, а потом показывал свидетельство от морских капитанов, которых он снабжал съестными припасами. Прочитав эти бумаги, я старался ему втолковать, что европейцы, боясь подвергнуться опасности в его владениях, неохотно заезжают и весьма редко в них останавливаются, а потому и советовал ему добрым и честным своим поведением заслужить у них такое же доверие, каким пользуется ныне овигский владетель Гаммамея, к которому иногда за один год заезжает от 10 до 18 кораблей. Он меня уверял, что при всем его старании снискать доверие и любовь европейцев ему это совершенно не удается и никто к нему не приезжает. Узнав, что мы недавно оставили остров Овиги, он спрашивал о тамошней жизни. Легко можно было догадаться, к чему клонилось его любопытство. Я отвечал ему, что Гаммамея находится на острове Вагу, откуда еще до моего прибытия он подошел бы к Отуваю, если бы не помешала болезнь, которая заставляет его даже возвратиться домой и оставить все военные приготовления. Слова эти, по моему наблюдению, вызвали в Тамури большую радость. Однако он дал мне понять, что твердо решился защищать себя от неприятеля до последней капли крови. По его уверению, на острове Отувае находилось тогда до 30 000 человек, среди которых было пятеро европейцев, 40 фальконетов