Морские повести - [68]
Какие-то пожилые женщины окружили ее:
— Молодец, девушка, от чистого сердца сказала!
Катя поискала глазами Илью, но уже не нашла его.
Три дня бастовали работницы табачной фабрики, и лишь к исходу третьих суток хозяева пошли на уступки. А на четвертый день в числе десяти или пятнадцати других работниц — полиция действовала решительно — Катя была арестована.
Дома, во время обыска, она держалась так спокойно, будто все это — недоразумение, которое сегодня же выяснится. Когда ее уводили, она молча поцеловала отца, и впоследствии, в дни гнетущего, томительного одиночества, Митрофан Степанович не раз с удивлением думал: откуда у его дочери, у этой маленькой сероглазой девчонки, выросшей без матери, на его руках, взялась такая гордая сила?
Но тут же вставала в памяти его собственная молодость, когда — босоногим парнишкой — пришел он на заработки в Питер и попал в гущу рабочих, и они научили его уму-разуму, помогли по-другому увидеть жизнь, а главное, помогли ему увериться в собственной силе, которой ни жандармы, ни хозяин-заводчик, ни его конторщики не страшны.
И как ни велико было горе, он думал удовлетворенно: «Вся в меня!..»
Чем тяжелее становилась обстановка на фронте, тем воинственнее делался тон петербургских газет. Официальные военные обозреватели, которые, должно быть, имели самое смутное понятие о местах, где шли сейчас ожесточенные кровопролитные бои, высказывали предположения одно невероятнее другого, и все они неизменно были проникнуты духом необузданного оптимизма.
Особенно большие надежды возлагались на приход эскадры Рожественского в Тихий океан. «Новое время» уже подсчитывало, когда и в какой срок Рожественский уничтожит весь флот Японии. «Биржевые ведомости» каждый день рассказывали, какой боевой отваги и решимости полны моряки, идущие на сближение с неприятелем.
И только на самой эскадре, казалось, меньше всего думали о предстоящих сражениях во славу царя и отечества. Правда, штаб адмирала по-прежнему рассылал приказ за приказом, но все они были так далеки от реальной, трезвой оценки обстановки, что Егорьев уже и удивляться перестал: пусть их забавляются…
На собственный страх и риск он решил предпринять некоторые меры подготовки на случай боя.
В дневнике у себя он записал:
«Ввиду близости боя мы энергично принялись за окончательные работы по самозащите многих частей крейсера, которые по законам мирного времени были устроены совершенно нецелесообразно».
К сожалению, все это было горькой правдой: в размещении служб на корабле, как и в самой конструкции крейсера, было, кажется, учтено все, кроме возможности боевой обстановки. Лазарет и операционная оказались устроенными так скверно, что пользоваться ими в тропиках совершенно невозможно. Вся провизия сосредоточена в одном месте, окажись затопленной эта часть судна — и шестьсот человек останутся без еды.
«Многое в этом роде пришлось исправить, — записывал через несколько дней Егорьев. — На верхней палубе соорудили из запасных сетей защиту от попадания мачтовых осколков, а также траверзы из таких же сетей плюс матросские койки — для защиты прислуги орудий. Выломано и убрано все деревянное, что могло повести к пожарам…»
Когда все было закончено, на «Аврору» неожиданно пожаловал сам Рожественский. Егорьев встретил его у парадного трапа, с затаенной тревогой ожидая: ну, сейчас адмирал разразится бранью.
Осторожный Небольсин не на шутку перепугался: вот теперь узнает адмирал об этаком самоуправстве — быть неприятности.
Всем своим видом старший офицер показывал: в случае чего — прошу вспомнить, что это была не моя затея, я возражал, не соглашался…
Но все обошлось, кажется, благополучно. Адмирал молча лазил по всему крейсеру, также молча, не прощаясь, направился к трапу и только там вполголоса буркнул:
— Распоряжусь, чтобы другие командиры кораблей побывали на «Авроре»…
Облегченно вздохнув, Егорьев возвратился в свою каюту, и почти тотчас же в нее не вошел, а вбежал Небольсин. Он был бледен, губы его нервно дрожали.
— Евгений Романович, — сдавленным шепотом сказал он. — Что же это делается, Евгений Романович? Слава богу, что адмирал отбыл, а то, упаси господь, узнал бы он!..
— Что еще? — устало произнес Егорьев.
— Вот, глядите! — Небольсин протянул какой-то листок.
Егорьев недоуменно посмотрел на старшего офицера, потом снова перевел взгляд на бумагу и прочел вполголоса:
— «Если не будет убран с корабля лейтенант Ильин, мы сами с ним расправимся. Матросы». Где вы это нашли? — резко поднялся Егорьев.
— Подброшено было в офицерский люк…
Егорьев прошелся по каюте. Раздражение, накапливавшееся в течение всего дня, готово было вот-вот прорваться наружу, но он поспешил взять себя в руки, во всяком случае Небольсин-то не должен видеть этого.
— Что еще натворил этот… Ильин? — глухо выдавил он наконец.
— Ничего особенного, — пожал плечами Небольсин. — Опять ударил какого-то матроса, кажется. И все…
Лицо Егорьева начало медленно покрываться красными пятнами.
— И все, говорите?.. Бить матроса, да еще в такое время!.. Не сегодня завтра сражение, а мы… Одним словом, вот что, Аркадий Константинович, — он говорил так сдавленно, что Небольсин изумленно поднял на него глаза. — Пригласите к себе Ильина и скажите, что ему следует написать рапорт… Ну, я уж не знаю, какую причину он найдет приличной для себя. Пусть напишет, что ли, что болезненное состояние не позволяет ему дальше служить на корабле. Вы поняли меня?
Георгий Халилецкий — известный дальневосточный писатель. Он автор книг «Веселый месяц май», «Аврора» уходит в бой», «Шторм восемь баллов», «Этой бесснежной зимой» и других.В повести «Осенние дожди» он касается вопросов, связанных с проблемами освоения Дальнего Востока, судьбами людей, бескомпромиссных в чувствах, одержимых и неуемных в труде.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.