Морская чайка - [8]

— А я морскую чайку поймал.

— Да что ты?! — удивляется дед.

— Ее ребята из рогатки подбили, крыло поранили, а я подобрал.

— Вот разбойники! — басит дедушка. — Разве можно обижать чаек? Это же санитары морские. Они всякую падаль собирают, хворую рыбу вылавливают…

— А я лечить ее буду.

— Молодец! — Дедушка кладет мне на голову свою большую, добрую руку. — Посади ее на чердак и лечи. А как же…

— Я ее уже посадил.

— В новом доме на чердаке. Понял? Там и просторнее, и безопаснее. А то на старой хате провалиться можешь. Тут у нас все на честном слове держится.

Возможно, мы еще долго сидели бы у моря, считая проплывающие вдали пароходы, но нас неожиданно позвала бабушка:

— А ну, рыбаки, хватит вам обкуривать море. Домой идите, спать пора.

Мы с дедушкой покорно вернулись домой.

ЧАЙКУ НАДО КОРМИТЬ

Проснулся я на рассвете. Дома я никогда в такое время не просыпался. Спали мы с дедушкой на веранде: он — на деревянном топчане, а я — на самодельной раскладушке.

И хорошо же спать на морском берегу! И не холодно тебе, и не жарко; море всю ночь шумит, а ты спишь, спишь и никак не можешь отоспаться.

Дедушки уже не было на веранде. Как видно, он еще раньше отправился в рыболовецкий стан. Ведь мой дедушка, к вашему сведению, не простой рыбак, а бригадир.

Вскочил я с постели, взбежал на кручу и хотел было сделать физкультурную зарядку, но вдруг увидел море и вмиг забыл обо всем. Да и с кем бы это не случилось при виде такой красоты? Ведь насколько глаз хватает — все море и море. Си-нее-синее, нежное-нежное, и не видно ни конца ни края. Смотришь, смотришь и никак не можешь понять: то ли там, за морем, небо поднимается ввысь, то ли и само небо уже морем стало. А по морю полосы стелются — зеленая, серебряная, золотистая. На самом горизонте — пароход. Белый-белый, как лебедь. И не поймешь: движется он или застыл на месте, чтоб полюбоваться необозримым простором моря.

А над водой неутомимо вьются чайки. Увидел я их и вдруг заволновался: ведь моя чайка сидит на чердаке голодная и скучает одна. Как я мог забыть о ней?

Опрометью бросился я на чердак. Здесь темно, солнце еще не взошло. Смотрю, смотрю — нет моей чайки. Начал я по углам шарить, а бабушка уже кричит:

— Кого там нечистая по чердаку гоняет? Тьфу! Мелом глаза запорошило. Это ты, Данило? А ну убирайся оттуда!

Я замер. Сижу на чердаке так тихо, словно и нет меня здесь. Затем начинаю озираться. И, когда глаза немного привыкли к темноте, увидел я свою чайку. Залезла она в угол, притаилась. И я про бабушку забыл — быстрее к чайке. А она меня, должно быть, не узнала. И как долбанет своим длинным клювом в лицо — будто мне два гвоздя вбили в щеку и лоб. Хорошо, что не в глаз.

— Ну и глупая ты, чайка, — говорю. — Это ж я, Даня, спаситель твой.

Схватив ее руками, я быстро слез с чердака старой хаты. Меня нынче привлекала дедушкина новостройка. Не было здесь ни окон, ни дверей, но потолок-то уже существовал. И взобрался я по лестнице на новый чердак. Здесь просторно, хотя всюду валяются старые сети, морская трава, дрова и стружки. Сквозь единственное маленькое окошко скупо просачивался дневной свет, и все же не было так темно, как на старом чердаке. Словом, это помещение мне очень понравилось. Я выпустил из рук чайку, и она, взмахнув здоровым крылом, начала прогуливаться под черепичной крышей.

Примостившись на пахнущих морем и сушеной рыбой сетях, я долго наблюдал за чайкой. Она остановилась в углу — высокая, серо-синяя, головастая — и начала длинным клювом перебирать перышки на больном крыле. Должно быть, оно сильно болело.

Я смотрел на птицу, и мне очень жалко было ее. Какой злой этот Робинзон, если он так относится к птицам! А как скучно, наверное, сидеть бедной одинокой чаечке на чердаке — без пищи и воды!

Подумав о том, что чайке нужны пища и вода, я мгновенно слез с чердака. Надо было в первую очередь добыть какую-нибудь посудину и принести чайке свежей морской воды. А тогда уже и о еде для нее смогу позаботиться…

Возле старой хаты я обнаружил котелок. Наверное, в нем бабушка часто варила что-нибудь, так как он весь почернел от копоти и сажи. Я пришел к выводу, что лучшей посудины для моей чайки и не найти.

Стоило мне, однако, схватить в руку проволочную дужку котелка, как в дверях показалась бабушка.

— Видишь, как он спит, дай ему бог здоровья. Я ж говорю, что это он по чердаку бегает, а ты мне: кот… кот… Вот тебе и кот… Посмотри на него… — Затем бабушка ласково обратилась ко мне: — И чего ты не спишь, Даня? Наверное, тебя тот басурман разбудил? Как начнет кашлять, да ворочаться, да трубкой своей чадить… Кто ж выдержит? Но ты ложись еще, дитятко… Спи, спи, внучек. Сейчас же еще только пять часов.

Еще и солнце из моря не всплыло…

— Бабушка, а этот котелок можно взять?

— Вот тебе и раз! Да зачем он тебе? Это же в нем дед уху варит. Вернется вечером, так вдвоем будете варить.

Я рассказал бабушке о чайке. Она поохала, поайкала, поругала сорвиголову Робинзона, а затем сходила в дом и вынесла мне какой-то старый щербатый горшок.

— А такая посуда подойдет тебе?

Мне любая посудина подойдет, лишь бы вода из нее не вытекала. Не дослушав бабушку, начавшую давать мне советы, я сбегал к морю, набрал воды в горшок, проверил, не протекает ли такая древняя посудина, и поспешил на чердак.