Морская чайка - [18]

— Что же тут смешного? — спрашиваю.

Он посмотрел на меня с недоумением:

— Так они же выдумщики! Показывают, будто сожгли его, но я ведь того Дружникова недавно в Черноморке видел. Это же он, Дружников, его роль играет!

Тут же, заметив, что у киномеханика немного сползла с экрана рамка, Пятница опять засвистел, да так, что у меня в ушах затрещало.

Когда сеанс окончился, мы все вместе пошли домой. Робинзон шагал с важным видом, и был он, как вообще все Робинзоны, немногословен. От поры до времени обменивался словом с Коськой. Выяснилось, что они соседи. А Пятница жил недалеко от моего дедушки.

Вот и получилось так, что мы, проводив Коську и Робинзона домой, опять остались вдвоем с Пятницей.

— А тебе в самом деле нравится быть Пятницей? — спросил я.

— Ага! — весело откликнулся Пятница. — Разве не интересно? Ведь так и было когда-то. Робинзон попал на необитаемый остров. Жил один-одинешенек, как палец. После отбил у людоедов Пятницу. Чуть было не поймали те гады бедного Пятницу. А то правда, что на далеких островах до сих пор живут людоеды?

— Выдумки, — говорю я уверенно.

Пятница хмыкнул с недовольным видом:

— Много ты знаешь! Если б не было, так и в книгах не писали б. Вот когда я вырасту, а Жора станет капитаном какого-нибудь корабля, так возьмет он меня и Робинзона в матросы, и поедем мы в Африку или на какие-нибудь необитаемые острова. Подружимся с людоедами и вдолбим им в головы, что Пятниц кушать живьем не надо.

Я пытался убедить Пятницу, что все это выдумки, что негры такие же, как и мы, люди и что они никого не едят.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросил Пятница.

— У меня папа военный, и он все знает. Он мне рассказывал, что это капиталисты такое про негров выдумали, чтоб земли их захватить, а из самих негров рабов сделать.

Пятница слушал внимательно, потом еще долго расспрашивал про негров и все не отпускал меня домой.

— Вот гады! — изо всех сил ругал он капиталистов. — Нам учительница рассказывала, как они на рынке продают маленьких негритенков. Таких, как мы с тобой.

Выразив свой гнев и недовольство, Пятница полюбопытствовал: бывал ли мой папа на необитаемых островах?

— Мы в Германии были, — сказал я. — Я тоже был. И мама…

— Выдумываешь! — не поверил Пятница. — В самой настоящей Германии? А скажи, как там люди говорят?

— По-немецки. Вот так: гутен таг, гуте нахт…

— Гуте нахт… гуте нахт… — повторил, стараясь поддразнить меня, Пятница. — А ты понимал то, что они говорят?

— А на что мне? Они говорили по-своему, а мы по-своему.

Пятница задумался. Вздохнул:

— А я дальше Одессы нигде не бывал.

— Ты здесь все время живешь?

— А где ж еще? Мы тут с мамой. Она в доме отдыха работает, а папы у меня нет вовсе. Он, когда я был еще совсем маленьким, умер. Вернулся с войны и умер. Его там аж три раза ранили, вот он и помер. А медали его остались. Хочешь — я покажу. Приходи завтра. И вообще, давай дружить будем, а?

— Но ты же с Робинзоном…

— А мне с ним надоело. Да еще, если то все враки… Я думал, и вправду есть людоеды, а если это просто так… Да и Робинзон тоже хорош! Все Пятница да Пятница. Как тот канализатор, или как там его…

— Колонизатор, может? — сказал я.

— Пускай будет так, — согласился Пятница.

Условившись, что мы завтра сходим в дом отдыха, я пошел домой.

Над головой мерцали крупные звезды. Море тяжело дышало, хлюпало в темноте.

Далеко на горизонте перемигивались зеленые и красные огни.

— О, уже явился наш гуляка, — ласково проворчала бабушка, встречая меня. — Где это ты гулял, парняга?

Ну и бабушка! Хотел было сказать, что в кино ходил, но она так сконфузила меня, что я промолчал. Скоренько сбросил с себя рубашку да и нырнул в постель. Даже от ужина отказался.

В МОРЕ

Спал я или не спал? Кажется, только-только задремал, как тут же меня начал будить дедушка:

— Вставай, Даня! Или ты забыл, что сегодня воскресенье?

Я сижу в постели, сердито тру глаза кулаками. Вот еще люди! Пускай будет воскресенье — что из того? Какое мне дело до этого, если я еще не выспался!

Дедушка кашляет так, что, наверное, весь морской берег слышит. При этом он набивает табаком свою трубку. Я снова зарываюсь головой в подушку. Она такая мягкая, такая теплая, такая ласковая…

— Вот тебе и на! — трунит надо мной дедушка. — Я думал, ты — настоящий рыбак, а ты — соня!..

Только теперь я вспомнил, что мы с дедушкой уговорились пойти сегодня в море рыбу ловить. В один миг я спрыгнул с постели, натянул на плечи майку, глянул, что там делается на морском просторе.

До настоящего утра было еще далеко. Вокруг только чуть посветлело, но море было такое ясное, такое синее и такое переливчатое, что я тут же забыл и про сон, и про теплую мягкую подушку. Мне почему-то захотелось петь, танцевать, немедленно сесть в баркас и плыть вон туда, где море сливается с небом, где розовеет едва заметная полоска, указывая, что именно там взойдет веселое летнее солнце.

Дедушка молча берет удочки, весло, натягивает на голову широкополую шляпу и, попыхивая трубкой, идет со двора. Я мгновенно опережаю его. Мне хочется позвать за собой и Коську, и Пятницу.

Но Пятница с Робинзоном уже переправляются с помощью все той же автомобильной камеры на облюбованный ими необитаемый остров. Я намеревался позвать Пятницу, а после передумал: зачем звать человека, у которого нет никакой самостоятельности? Ведь только вчера он говорил, что больше не будет водиться с Робинзоном и подружится со мной, а сегодня чуть свет отправился на необитаемый остров.