Морская чайка - [15]

— Так это и ты здесь рыбалишь, Данило? — удивился дедушка.

— Мы с Коськой рыбачим.

— Смотри, внучек, как бы нас бабуся не взяла, как бычков, на крючок.

Судя по голосу, дедушка не очень-то боится бабушки. А если ему не страшно, то почему я должен бояться ее?

Я взглянул в дедушкину моторку. И просто в глазах зарябило. Почудилось, будто кто серебряных денег насыпал сюда — так блестел улов, отражая розовое небо. Приглядевшись, я увидел, как на дне судна шевелятся серебристые рыбки. Белые-белые, с зеленоватыми спинками. И совсем-совсем мелкие.

— Ого! — только и мог я воскликнуть.

— Какое там «ого»! — выпрыгнув на мостик, весело усмехнулся дедушка. — Самая обыкновенная хамса. Ты когда-либо ел маринованную тюльку?

— Мама часто покупает, чтоб с картошкой кушать.

— Вот-вот! А мы ее живую у моря одалживаем. Мелкая, но вкусная. Слабо идет в сети, но ничего не поделаешь. Море не скупое: что имеет, тем и делится.

Увидев мой улов на кукане, дед удивился:

— Ого! Да у тебя же целая связка. Ну, если так, не падай духом, с голоду во всяком случае не помрем. На славу порыбачили.

— Это для чайки, — сказал я сконфузившись.

А дедушка набил табаком трубку, посмотрел пристально в море, туда, где в разных направлениях двигались красные, желтые и зеленые огоньки, затем сказал с задумчивым видом:

— Ничего, ребятки, вот послезавтра уже воскресенье. Выедем с вами в море, порыбачим. Бычков, камбалы, глости наловим.

С рыббазы прислали несколько женщин с корзинами на плечах.

— Ну, где тут ваша рыба? До утра успеем выгрузить?

— Успеете, — сказал дедушка и вздохнул. — Сами знаете, что сейчас не рыбный сезон.

Смеясь и пошучивая с рыбаками, женщины залезли в баркас и начали сгребать рыбу в корзины. Я смотрел на плывущее живое серебро, а сам уже мечтал о том, как мы послезавтра выедем в море. Вот хорошо будет! Дедушка заведет моторку, даст полный газ, и… только светлая полоса ляжет за нами. А мама и бабушка будут смотреть с кручи и вздыхать.

А толстый Асик лопнет от зависти, и Сана бросит свои книги о приключениях и тоже будет на нас смотреть.

— Дедушка, а вы Коську возьмете? — спрашиваю я.

— Еще бы. Без твоего дружка мы не поймаем ни одного бычка.

Я понимаю, что дедушка шутит, но все равно очень доволен. И Коська тоже. Он с достоинством заявляет:

— А мы часто ездим на рыбалку. Я еще таких кнутов[2] вытаскиваю, что ого-го! Прямо как дельфины!

На мостике появился Жорка-одессит. Он громко шмыгал носом, поблескивал глазами, нахлобучивал на лоб слишком большую фуражку.

— Так ты, Фомка, смотри тут, — обратился к нему дедушка. — А то я уже домой иду.

— Шьо вы беспокоитесь, Козьма Иваныч! — немного даже с обидой произнес Жорка. — Будет порядок в танковых частях. Шьо, вы меня первый день знаете?

И вот мы возвращаемся с рыбной ловли домой. Впереди — дедушка в высоких и тяжелых рыбацких сапогах, в кожаном фартуке, с веслом на плече. Он попыхивает своей трубкой. Идет медленно, ступает твердо. За ним семенит, повесив через плечо связку бычков, Коська. Он такой маленький, такой тоненький, что отличается от дедушки, как лозинка от дуба. А я иду за ними. Я тоже хочу шагать твердо, вразвалку, как дедушка, но по этим острым камням не легко так идти. Вот если б и у меня были сапоги, как у дедушки, и еще такое же весло и такой же фартук, я бы тоже ходил, как настоящий рыбак. До чего же мне захотелось стать рыбаком, чтобы рано утром, еще до восхода солнца, спешить к морю, а вечером, когда в небе загорятся яркие одесские звезды, возвращаться домой. Вот как вырасту — обязательно рыбаком стану…

Когда подошли к поселку, Коська шепнул мне:

— Зайду домой, а тогда уж к тебе. Помогу чайку накормить.

Меня так тронули эти слова друга! Тут же я вспомнил, что бабушка не любит Коську. Но ведь он замечательный парень! А Гладуна мы обязательно вернем бабушке, пускай только подрессирует его немного Коська.

Коська побежал домой, а мы с дедушкой направились к нашей хате. Бабушки не было видно, а мама сидела на веранде с тетей Надей. Они о чем-то говорили и, судя по всему, никак не могли наговориться.

— О, рыбаки прибыли! — недовольным тоном произносит мама. Я понимаю, что не на дедушку она сердится, — на этот раз мне достанется на орехи. — Где же ты бегаешь целый день, рыбачок, что и домой не являешься?

— А я дедушку встречал. Мы рыбу удили…

— А кушать кто за тебя будет?

— Да кушал я… Кушал… Нам Коськина бабушка бычков нажарила. Я столько их съел, что чуть не лопнул…

Мама немного успокаивается. У меня вообще хорошая мама. Она никогда не старается набивать мне, как Асику, живот едой. И никогда долго не сердится. Немного пожурит и умолкнет.

Тётя Надя спрашивает маму, имея в виду меня, конечно:

— Учится-то он как?

— Как будто ничего… Ленится только немного.

Я молчу. Но этот разговор очень задевает меня. Ленится.

Ленится… Когда же я ленился? Домашние задания всегда выполняю, в дневнике — одни пятерки. Ну, бывает, что и четверка влезет туда; случается, что и тройка мелькнет… Но разве я виноват? Если бы учитель лучше спрашивал меня, так я бы всегда отвечал на пятерку. А то даже не успеет спросить как следует, не выслушает до конца и влепит тройку.