Морская амазонка - [39]

— Полина… — голос мамы стал намного мягче. — У тебя красные глаза. Ты плакала? В чем дело? Тебя кто-то обидел? Скажи мне, кто это, и я пойду и настучу ему костылем по хребту!

Вместо ответа я рухнула на колени, обняла маму и разрыдалась. Она что-то успокаивающе шептала, гладила меня по волосам одной рукой (вторая была в гипсе), целовала, качала, как маленькую девочку, говорила, что все наладится.

Немного успокоившись, я почувствовала небывалую легкость на душе. Когда я пришла в себя на пляже, во мне была одна пустота. Воспоминания о вчерашнем были черно-белыми, отрывистыми, отдаленными, сейчас же я все прекрасно осознавала, в душе не осталось никаких нарывов, которые должны были прорваться.

Прояснение сознания и эмоциональный прорыв произошел, когда я плакала, обняв маму. Плакать прекратила, когда закончились слезы и когда почувствовала, что мне это попросту надоело.

Мама сделала чаю. Мы сидели на кухне, пили горячий чай, ели печенье и беседовали, как давние подруги, а не как мать с дочкой. Под конец моего рассказа мне стало намного легче.

— Вот, Полина, и сбылся мой сон, — сказала мама, выслушав историю предательства.

— Какой?

— Тот, про лошадь. Ты долго выбирала лошадь, присматривалась к ней, потом скакала, была счастлива, а потом она втоптала тебя копытами в землю. Все точь-в-точь.

— А ведь правда, — задумалась я. — Да, мам, твой сон значит именно это. Хотя я несколько раз уже вроде бы его разгадку находила… Но по-настоящему сбылся он вчера. Меня втоптали в землю. В грязь… Так что свою статью о лживых снах лучше не пиши.

— Могу представить, как тебе тяжело, — вздохнула мама. — Бедная, бедная моя девочка. Сейчас все слова будут пустыми. Это надо пережить. Время все вылечит. Нужно время. Только оно способно все расставить на свои места. Хоть тебе сейчас и кажется, что ты всю жизнь будешь страдать, но на самом деле это не так. Со временем ты его забудешь.

— Ты думаешь?

— Я уверена. Как жалко, что он оказался таким. Я думала, что он хороший парень. Обычно я сразу вижу человека, могу определить, хороший он или плохой. Но, похоже, с Маратом у меня вышла осечка.

— Не произноси это имя за столом.

— Да уж… Так мог поступить только подлец… Поспорить с друзьями на девушку. На ящик пива… Послушай, родная моя. Не думай, что он унизил тебя. Ты не унижена.

— А кто же тогда унижен? Да к тому же прилюдно!

— «Прилюдно»? Что ты имеешь в виду? Эти спорщики — никакие не люди. Они бесчувственные существа. Отбросы общества. А ты не такая. В тебе есть душа.

Я горько вздохнула.

— Не думай о них, — мягко сказала мама. — Запомни — этим поступком они унизили не тебя, а сами себя. И только. Ящик пива — это их цена, а не твоя. А Марат… жаль, но в жизни довольно часто встречаются подлецы в красивой упаковке. С этим ничего не поделаешь.

— Как мне быть, если я увижу их?

— Будь мудрой. Делай вид, что не знаешь ни одного из них. Вычеркни их из своей жизни. Они должны стать для тебя пустым местом.

— И Марат?

— А ты как считаешь?

— Я не знаю, — призналась я после минутного размышления.

Мама пристально посмотрела мне в глаза и утвердительно покачала головой:

— Ты его любишь. Да, любишь.

— Я не знаю, что такое именно — любовь. И не надо меня в какие-то категории вписывать, ладно?.. Я… как тебе объяснить… просто очень сильно к нему привязалась. Я хотела быть ему преданной. Помогать во всем, быть рядом. Мы с ним никогда не решали, под какое определение попадают наши отношения. Мы просто… были вместе. И все.

— Ну, сама решай, — сказала мама, выслушав мою речь. — В такой ситуации ничего посоветовать нельзя. Тебе виднее. Только твое сердце может принять правильное решение — кого к черту послать, а кому руку пожать. Ты простишь его?

Этот вопрос повис в воздухе. Некоторое время мы молчали.

— Не знаю, — произнесла я наконец.

— Прости. Прости его. Не сейчас, конечно, а когда боль утихнет. Скажи сама себе: «Марат, я прощаю тебя. Желаю тебе всего хорошего и отпускаю от себя. До поры до времени у нас с тобой была одна дорога. А теперь — развилка. Ты иди в одну сторону, а я — в другую».

— Зачем это делать? — не поняла я. — Что еще за обряд такой?

— Так надо делать. Иначе карма будет, — с фанатичным блеском в глазах сообщила мама. — Обида и непрощение — страшные чувства. Их нельзя скапливать в себе. Из-за этого всякие плохие события в жизни будут происходить. Вплоть до развития заболеваний. Поэтому надо человека прощать, даже если он причинил тебе страдания. Прости его, отпусти — и все. Был он, а теперь нет. Тебя не должны связывать с ним негативные эмоции. Поверь, я разбираюсь в этом.

— Не знаю, может, ты и права, — сказала я, поднимаясь из-за стола. — Но прошло еще слишком мало времени, чтобы что-то решать и кого-то прощать. Пока что во мне только желание побыть одной.

Когда я уже почти вышла из кухни, мама спросила:

— А дельфины? Они прощают тех, кто их предал?

Я повернулась к маме.

— Дельфины — они разные. Как люди. Дельфины — это и есть люди. Я думаю, что… некоторые прощают. А некоторые — нет.

Мама кивнула.

— Я пойду к себе в комнату, мама. — Сегодня впервые у нас с ней возникло полное взаимопонимание. Отношения и раньше были хорошими, но таких еще не было. Правильно говорят — нет худа без добра.