Морпехи - [70]

Я поддерживал контакт по рации с Третьей группой, нужно было убедиться, что у них все в порядке.

— Как вы там?

— Бежим и стреляем.

Инстинкт самосохранения отошел на второй план, нужно было стрелять. Первое, чему учат каждого молодого пехотного офицера в Квантико: если в тебя стреляют, стреляй в ответ. «Вы должны добиться огневого превосходства и поддерживать его», — вот как говорят войска морской пехоты.

Я наклонился к своему M-16 и начал стрелять в окна и двери.

Кроме насекомых и растений, в своей жизни я убил всего одно живое существо. Когда был подростком, мне нужно было скосить газон у дома моих родителей, и я лезвием газонокосилки случайно поранил бурундука. Затем, сжав зубы, отрубил ему голову лопатой. Но даже из-за этого умерщвления из милосердия мне было не по себе. Я никогда не охотился, да и желания не было. А теперь я бросал гранаты в незнакомых людей в неизвестном городе, и мне это определенно нравилось.

Когда столь долгожданная ясность сознания все-таки появилась, я увидел в аллее молодого человека, лежащего на земле.

Он стрелял из АК-47. Автомат прыгал в его руках. Человек казался мне очень маленьким, хотя он был от меня на расстоянии меньше чем тридцать метров. Я бросил в его сторону гранату, она взорвалась, ударившись о стену прямо над его головой. Я видел, как молодой человек ткнулся в землю вслед за своим автоматом. Теперь я бросал гранаты в окна и открытые двери.

В конце концов мы прорвались через ворота, добрались до развилки с автострадой-7 и помчались со скоростью пятьдесят миль в час. На юге, выстроившись у дороги елочкой, расположились танки ПБГ-1. Ряды спешившихся морских пехотинцев, притаившихся у обочины, смотрели на нас, не веря в то, что нам удалось на наших «Хаммерах» выбраться из города. Кольберт, ехавший слишком быстро, не успел вовремя повернуть на автостраду, и его машина запрыгала по насыпи на внешнем обводе поворота. За спиной еще проносились пули, нам нужно было уезжать, чтобы между ними и нами возникла безопасная дистанция.

Кольберт вывернул руль и выскочил на подсушенную корку грязи на обочине. В тумане виднелась верхняя граница леса, до опушки оставалась миля через открытое поле. В тактическом плане вопросов не было, все просто: стреляй, передвигайся, сообщай о своих решениях.

Мы решили, что оторвались. И вдруг все превратилось в ад.

Корка грязи отвратительным скрипом затрещала под «Хаммером» Кольберта, нагруженным оружием и боеприпасами, и машина до корпуса увязла в смоле. Поле было «собкой» — этакое большое крем-брюле, хорошо утоптанное на верхушке, но внутри жидкое и глубокое. Нас всех инструктировали по поводу этих иракских «собок», но увидели и реально почувствовали одну из них мы только сейчас. Теперь мы завязли в одном дерьме и подвергались обстрелу другого.

Патрик пополз вперед, к краю «собки» и накинул крючок на фаркоп «Хаммера». Руди включил заднюю передачу, машина напряженно взревела, но не сдвинулась ни на дюйм. Бесполезно. Нужно что-то помощнее.

Я связался по рации с батальоном и запросил «Гудренч», команду механической поддержки.

Через пять минут после моей просьбы о помощи показался штаб-сержант Бринкс на своей дайте-мне-пятитонный-армейский-грузовик со стреляющим глушителем, ему было наплевать на пули, посылаемые вдогонку. Он пришвартовался рядом с насыпью, рядом со Штайнторфом, продолжающим палить из пулемета в сторону наших неприятелей. Выпрыгнув из кабины, Бринкс с ухмылкой произнес: «Как дела, сэр? Что случилось?» Адреналин бил в мозги, я с трудом мог говорить и не мог понять, признаком героизма или идиотизма было его веселое настроение. Со временем я пойму, что это самый действенный способ справиться со всем на свете.

Бринкс окинул «Хаммер» профессиональным взглядом и пробурчал несколько указаний своим морским пехотинцам в грузовике. Они посыпались наружу и быстро прикрепили цепь. Рывок, треск и «Хаммер» Кольберта выпрыгнул из «собки». Мы были готовы двинуться дальше.

Наконец мы увидели наш батальон, собравшийся в круг на поле рядом с автострадой, и поспешили занять свое место в периметре.

Остановились, Уинн заглушил мотор, из машины выходить никто не собирался. Несколько минут сидели молча, потом повернулись и посмотрели друг на друга. Бледный Уинн выдавил из себя улыбку, и мы оба засмеялись. Смех был неестественным.

Уинн заговорил охрипшим голосом:

— Вот дерьмо, да? С ума можно сойти.

— Нас чуть не поимели. — Я посмотрел на карту. — Эль-Гарраф. Название этого города Эль-Гарраф.

Я шел и то тут, то там слышал обрывки историй, которые, наверное, рассказывали уже по десятому кругу.

— Ну вот, Дарнольд едет по этому хренову городу, снаряды жужжат со всех сторон, и вдруг его рука соскальзывает с руля. Он орет: «В меня попали!» — и сержант Кочер наклоняется посмотреть. Точно, из предплечья хлещет кровь. Ну, Кочер, тот еще чувак, затягивает выше раны жгут и говорит: «Ты в порядке, поехали дальше». Дарнольд заводит машину и едет, и вот мы здесь, со всеми остальными. Черт возьми.

На секунду я остановился и посмотрел на первого раненного в бою солдата Первого разведывательного батальона. На его предплечье была маленькая красная дырка — место, куда попала пуля и где она до сих пор находится.