Морпехи - [103]

Шрифт
Интервал

У знака, показывающего направление к бывшему аэропорту имени Саддама, батальон повернул на «Автостраду-1». Багдад остался сзади.


Ни дыма. Ни бомбардировщиков или вертолетов. Ни артиллерийского огня, ни реактивных установок залпового огня. Я перестал все время тянуться к оружию.

В нашу последнюю ночь в поле, когда я прогуливался по линии батальона, тянущейся вдоль автострады, к нашему флангу причалила армейская автоцистерна, припарковалась к краю дороги. За ней качались еще пять. Второй лейтенант высунулся из кабины и помахал мне рукой:

— Привет. Вы не можете мне сказать, где «Автострада-8»? — спросил он. Он держал в руке смятую от руки нарисованную карту.

— Боже, приятель, тебе до нее еще километров пятьдесят.

Он озадачился:

— Ладно. А как дорога? Безопасная?

— По-разному. Сопровождение есть? Оружие большой дальности есть?

Лейтенант быстро кивнул:

— Мы вооружены.

— Ты имеешь в виду это? — Я показал на пистолет у него за поясом.

— В каждом грузовике по пулемету, — дерзко произнес он.

— Держитесь от меня, на хрен, подальше. У вас ни карт, ни оружия, ни хреновой идеи, где вы сейчас находитесь. Я не хочу быть рядом, когда вам будут надирать задницы.

Я хотел перевести все в шутку, но не мог. В прошлом месяце мы стали бывалыми солдатами и, как все бывалые солдаты в каждой войне, не хотели бы находиться рядом с чайниками. Чайников часто убивают.


22 апреля мы проехали еще сотню километров на юг и добрались до так называемого Тактического района сосредоточения Пейдж — бывшей иракской военной базы на окраине Дивании.

Взвод жил в гараже длиной в сотню футов и шириной в двадцать.


Боевые акции стимулировали батальон. Без них в нашу жизнь вернулись вялость и однообразие. Как-то утром командир роты собрал нас всех для занятий физкультурой: пробежка вокруг Пейджа с последующим рядом упражнений. Одетые в зеленые рубашки и полевые ботинки желто-коричневого цвета, мы выстроились в ряды, душ принять нам не дали. Морские пехотинцы были мрачнее тучи, отказывались выполнять приказы командира, которого больше не уважали.

Командир роты выбрал в качестве первого упражнения отжимание от пола. Он считал, а рота должна была хором повторять за ним. Вместо пятидесяти морские пехотинцы сделали чуть больше двадцати пяти, вслух вообще никто не считал. Потом пресс. Капитан спросил, кто хочет считать, Уинн сделал шаг вперед. Он лег на спину и начал громко считать. Рота ревела в унисон. «Один… два… три… четыре!» Морские пехотинцы других рот оглядывались на нас, понимая: произошел маленький бунт. Я улыбался, смотрел в небо и, обхватив бедра руками, пытался перекричать всех.

В тот день командир роты вызвал меня к себе, в самодельный кабинет в старой казарме. Войдя, я обнаружил его сидящим за столом, одетым в полное обмундирование вместо футболки и штанов, которые мы обычно носили в жару. Когда он не пригласил меня присесть на ящик из-под индивидуальных пайков, которыми был буквально завален пол, я понял: у меня неприятности.

— Лейтенант Фик, я увольняю Уинна за нарушение субординации.

Я хотел возразить, но он меня перебил.

— В Ар-Рифе он оспаривал мой приказ на глазах у морских пехотинцев, — сказал он. Я опять открыл было рот, но он уставился на свои бумаги на столе и громко произнес: — Уволен.

Моим первым порывом было сорвать с себя металлические лейтенантские нашивки, кинуть ему на стол и сказать, что я тоже увольняюсь.

Но я решил, что нам на время нужно спрятать гордость подальше и найти способ выпутаться из этого дерьма.

Вернувшись в гараж, я предложил Уинну: — Пойдем прогуляемся.

Мы вышли из лагеря. Без пулемета идти было легко, но с пистолетом я не расставался.

— Командир роты хочет тебя уволить за неподчинение приказам, — выпалил я.

Уинн переварил новость и сказал:

— Хрень собачья. Я не подчинялся приказам только в случаях, когда они могли беспричинно убить моих людей. Я иду к полковнику.

— Нет. — Слово прозвучало резче, чем я хотел. — Я сам с этим разберусь.

— Сэр, — возмутился он, — такие парни, как он, начинают варить кашу, когда у самих рыльце в пушку. Я иду к полковнику.

— Майк, дело не в тебе, — сказал я, пытаясь надавить на его чувство долга. — Дело во взводе. Ты — связующее звено между ним и морскими пехотинцами. Послушай меня: я все сам улажу. Я знаю, звучит странно, но у меня сейчас больше огневой мощи.

Вернувшись в гараж, я сел и попытался сообразить, что сказать командиру роты.

Когда я вернулся в кабинет командира, он выглядел усталым.

— Сэр, должен вас предупредить, если вы уволите Уинна, большая часть вашей роты восстанет против вас.

Он попросил меня присесть. Надо отдать ему должное, он в этот раз слушал мои объяснения. Я сказал, что увольнение Уинна, несмотря на мои возражения, означает его недоверие к принимаемым мною решениям. Если дело в этом, то ему следует уволить вместе с Уинном меня. Я замолчал, решая, произносить следующую фразу или нет. Он жестом попросил меня продолжать. «Рота сделала свою работу, и ни один человек не погиб. Может, оставим все как есть?»

Уинн сохранил свою работу, а я — свою.


В пятницу днем, в мае, я собрал свой взвод в центре гаража. Всю предыдущую неделю я работал над секретным проектом — отстаивал в дивизии разрешение на посещение старинного города Вавилона.


Рекомендуем почитать
Максимилиан Волошин, или Себя забывший бог

Неразгаданный сфинкс Серебряного века Максимилиан Волошин — поэт, художник, антропософ, масон, хозяин знаменитого Дома Поэта, поэтический летописец русской усобицы, миротворец белых и красных — по сей день возбуждает живой интерес и вызывает споры. Разрешить если не все, то многие из них поможет это первое объёмное жизнеописание поэта, включающее и всесторонний анализ его лучших творений. Всем своим творчеством Волошин пытался дать ответы на «проклятые» русские вопросы, и эти ответы не устроили ни белую, ни красную сторону.


Вышки в степи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Всем спасибо

Это книга о том, как делается порнография и как существует порноиндустрия. Читается легко и на одном дыхании. Рекомендуется как потребителям, так и ярым ненавистникам порно. Разница между порнографией и сексом такая же, как между религией и Богом. Как религия в большинстве случаев есть надругательство над Богом. так же и порнография есть надругательство над сексом. Вопрос в том. чего ты хочешь. Ты можешь искать женщину или Бога, а можешь - церковь или порносайт. Те, кто производят порнографию и религию, прекрасно видят эту разницу, прикладывая легкий путь к тому, что заменит тебе откровение на мгновенную и яркую сублимацию, разрядку мутной действительностью в воображаемое лицо.


Троцкий. Характеристика (По личным воспоминаниям)

Эта небольшая книга написана человеком, «хорошо знавшим Троцкого с 1896 года, с первых шагов его политической деятельности и почти не прекращавшим связей с ним в течение около 20 лет». Автор доктор Григорий Зив принадлежал к социал-демократической партии и к большевизму относился отрицательно. Он написал нелестную, но вполне объективную биографию своего бывшего товарища. Сам Троцкий никогда не возражал против неё. Биография Льва Троцкого (Лейба Давидович Бронштейн), написанная Зивом, является библиографической редкостью.


Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.