Морпех. Русский Уругвай - [4]

– Вполне! Он моряк знающий, я его даже грамоте обучил, по его просьбе. И работе с приборами тоже. Карту читать умеет. Готовый капитан. А почему бригантину? Мне ее князь под команду отдал!

– А ты Пепе передашь, в силу необходимости. У меня для тебя два подарка есть. Один – здесь: вот этот корабль, на котором ты будешь капитаном. Только тебе могу доверить столь ценный приз. Так что делай его под себя. Не знаю, говорил ли князь, но тебе скоро в Старый Свет отплыть придется вместе с боярином Жилиным. Нам оттуда много кое-чего привезти надо. Людей, в первую очередь. А на флейте, как лучшем из двух наших кораблей, это сделать будет быстрее и надежнее. Сам говорил, что это лучшее судно из всех, что ты знаешь. Ведь так?

– Так, кабальеро. Ну а второй подарок?

– Второй у меня в лагере, на мысу. Доберемся туда – вручу! Но не сразу. Сначала – дело.

Работа на борту флейта кипела. Сбитую стеньгу выловили, сняли рей, паруса и такелаж. Подняли и положили вдоль левого борта. Доски палубы заменили, благо запасной рангоут имелся. Поправили все, что могли поправить вот так, на плаву. Больше всего возни было с бушпритом. Хорошо ему досталось. Пришлось его обломки снимать полностью, а из запасного дерева делать новый. Благо у нас теперь был свой квалифицированный корабельный плотник. Даже два.

Ремонт затянулся на неделю. Рамон, пока шли работы, жил на флейте и на берег не сходил. Я тоже не сидел, сложа руки. Песчаные схроны были вскрыты, и вереница бывших пленных-индейцев, а теперь рабочих, таскала спрятанные в них товары на берег океана. Штабеля ящиков, корзин, тюков, мешков и прочая, прочая, росла на берегу. Но тут же начинала уменьшаться – два баркаса поочередно шныряли между берегом и бригантиной. Узким местом была погрузка на бригантину: рей в качестве подъемной стрелы можно было использовать только один. Хотя рабочей силы хватало с избытком. Первым рейсом я хотел отправить имущество с галеона и часть рабочих. Вторым пойдут женщины и все дети. А третьим – уже мы, с пушками, запасами, остатками имущества, бревнами и воинами ава-гуарани. Вот, где-то так!

Рамон по моему совету перевооружил флейт. С кормы разбитого галеона, с нашей артиллерийской засады, сняли все тяжелые пушки и установили их на «Соколе», как я решил назвать мое нежданное приобретение. Скорость у кораблика есть, теперь «когти» и «клюв» из неплохих стволов отрастут. И догнать, и поклевать конкретно сможет. И закогтить! Все же два двадцатичетырехфунтовых канона и четыре шестнадцатифунтовых кулеврины это не та двух с половиной фунтовая мелочь, что на флейте стояли изначально. Конечно, пока мелочь останется. Будем эвакуироваться окончательно – и их поменяем на кулеврины, что на мысу пока стоят. А вот насчет берсо… Они мне в походах по земле нужны, удобны очень в пешем строю. Испытано! Еще где бы добыть. Хотя уже вряд ли: испанцы давно их признали устаревшими и с вооружения сняли. А жаль, я бы прикупил штук с полсотни.

Так, в трудах и заботах пролетало время. Флейт отремонтировали, перевооружили, догрузили так, что он, бедный, существенно просел в воду. На палубу загнали полсотни индейцев-рабочих. Вместо остающегося в моем распоряжении баркаса прицепили на буксир три плота из тех, на которых я привез пленных. Бригантина на буксире тоже тащит три плота – лес нам очень нужен в бухте Монтевидео. Ее так же загрузили по самое «не могу», включая сотню рабочих и два десятка женщин-чарруа для их обслуживания в плане готовки пищи и налаживания быта. С индейцами, перед их погрузкой, я провел разъяснительную работу, после которой отобранные в первую партию бегом бежали занимать места в баркасах. Главное – мотивация!

С Рамоном передал письмо для князя, в котором коротко описал наше житье-бытье, поход вглубь материка и кое-какие мысли по поводу будущего. А вот второй подарок не вручил. Да и Рамон о нем промолчал, забыл, видимо, или постеснялся напомнить. Скромняга!

Стою на мысу в окружении своих сержантов. Рядом Вито с Кисой и ее сынком. Подрос котенок уже. Когда идет в ногах собственных не путается. Зато за мамкиным хвостом гоняется азартно и на бабочек охотится. Развивается. Надо будет Вито озадачить придумыванием ему имени. Пацан, хоть еще и с трудом, но уже говорит, и понять его можно. Пантелеймон этому ужасно рад, а я тем более. И теперь, если пацан рядом, я говорю с ним словами, а если он где-то вне поля моего зрения, то мыслеречью. Тем более что мысленно разговаривать он любит и с каждым контактом это у него получается все лучше и лучше. Я даже провел эксперимент по определению дальности, на какой он сможет меня услышать. И был приятно удивлен, когда он мне ответил, находясь в лагере на мысу, а я – у ручья, дальше обломков галеона. А это не меньше трех километров. Прогрессирует мальчишка, и я с ним. Спарринг-партнеры по мыслеречи!

…Я встал с кресла и подбросил в камин дровишек. Киса подняла голову, проводила меня взглядом и вновь закрыла глаза. Взял из резного буфета, собранного из древесины разных цветов, бутылку вина, налил в кубок и, глядя на огонь, вновь погрузился в воспоминания…