Морильское время - [41]

Но всё вышло по-другому. Только в апреле, на удивление тёплым весенним днём, в скверике на Чистых прудах он сумел взять её за руку, и что-то невнятно пробормотать о своей любви. Вера, как и положено девушке хорошего воспитания, не выдала своих чувств, приказала трепыхающемуся сердечку заткнуться и в скупых выражениях заверила Андрея в своей благосклонности. Но сердце человеческое не камень. Женское — особенно. Поэтому дальше их отношения развивались динамично, и к лету они уже были друг для друга самыми близкими людьми на свете.

Жизнь была прекрасна! Природа Подмосковья благоухала, впереди оставался всего лишь год учёбы в Академии, но главное — ему принадлежала прекраснейшая женщина мира! Вера как раз закончила свой МГАХ и находилась на распутье: пойти балетмейстером в один из уважаемых театров (её туда приглашал режиссёр, Михаил Михайлович, по совместительству один из дальних родственников) или попробовать себя в профессиональном балете, ну, например, в мамином театре.

Здесь, кажется, самое время рассказать подробнее о её семье. Как по отцовской, так и по материнской линии её предки происходили от известных дворянских фамилий, и это, видимо, оказало решающее влияние на их семейный уклад. Чудом выжившие в смутные советские годы, они смогли не только не раствориться в великом котле наций, но и укрепить традиции поколений. Семья Веры была большой и дружной — десятки дядь, тёть, двоюродных братьев и ещё Бог знает какой родни, поддерживали тесные дружеские и деловые связи. Причём многие были, судя по всему, людьми неординарными и нередко добивались в своих областях немалых высот. Кроме мамы-певицы были у неё в роду учёные и спортсмены, писатели и политики.

Мало-помалу знакомясь с Вериными родственниками, Андрей с удивлением отмечал, что всех карьерных и творческих высот те добились особенно не напрягаясь, как будто взяв своё по праву, и даже, зачастую, без явной протекции. Ему, считавшему, что «голубая кровь» является выдумкой зажравшихся маменькиных сынков, пришлось срочно пересмотреть свою позицию по этому вопросу, дабы сохранить способность общаться со своей возлюбленной.

После того, как он признал за родственниками Веры право «быть немножко иными», его ещё больше потянуло к ней. Причина понятна — сам он вырос в совершенно серой и непримечательной семье, в ещё более сером городишке Тульской области. Мать — лаборантка на военном заводе, отец — путевой рабочий. Точнее, был путевым рабочим, так как уже давно уволен был за пьянство и в промежутках между запоями перебивался случайными заработками. С детства Андрей считал, что мир жесток и несправедлив, а добиться в нём хоть чего-нибудь можно, только растолкав всех локтями. В Вериной же семье он увидел некую отдушину в другой мир, возможно ещё более удивительный, чем тот, в который попал он, поступив в Академию.

Глава 14

Неустойчивый апрель закончился сильными морозами, а в мае началось необычно резкое потепление. В тот день Борис шёл по улице, радуясь первому тёплому дню. Даже грязь и чёрные остатки сугробов не так раздражали его. Столбик термометра пробил нулевую отметку, видимо долгожданная июньская весна спешила прийти пораньше. Рабочий день был закончен, а впереди ожидали беззаботные выходные.

Он медленно шёл по одной из тихих улочек Морильска, где почти не бывает транспорта, да и прохожие в это время дня встречаются нечасто. «Как хорошо, что в этом году день рождения Люды выпадает на первый день выходных, — думал он, подставляя лицо наглым солнечным лучам, — не приходится отпрашиваться на работе и половинить рюмки, если её папе вдруг захочется снова проверить „будущего зятя“ на прочность».

Пройдя мимо двух мамаш с колясками, он вдруг остановился, ощутив порыв свежего ветра. В нём было такое обещание свободы и простора, что не остановиться было просто нельзя. Ни с чем не сравнимый запах прелых тундровых трав ударил ему в голову и закружил всё вокруг. Счастье, простое человеческое счастье ощутил он на короткое мгновение!

Постояв так добрые полминуты, он понял, что очарование мига уже потеряно и собрался уже, было, пойти дальше, как вдруг увидел молодого худенького паренька, на вид лет двадцати, выскочившего из-за угла и, видимо, от кого-то убегавшего. На пареньке была грязноватая светло-серая куртка, джинсы и красная спортивная шапочка. Со скоростью профессионального спринтера паренёк бросился по пустынной улице навстречу Борису. Его худое почти детское лицо было перекошено от ужаса, глаза вылезали из орбит и слезились. Он приближался на огромной скорости, только кроссовки мелькали светлыми пятнами. Не добегая метров десяти до Бориса, паренёк на секунду приостановился, открыл рот, словно собирался что-то сказать, но затем махнул рукой и скрылся в подворотне.

Боря успел отметить, что парнишка не похож на вора или бомжа, а взгляд имел, несмотря на напряжённость момента, на удивление чистый и трезвый. Но самое интересное произошло дальше, когда через секунду из-за того же угла появились преследователи паренька. Их вид удивил ещё больше, чем появление на тихой солнечной улице юного спринтера. Три огромных мужика в камуфляжных костюмах, тёмных очках и с беспроводными телефонными гарнитурами на висках, развив скорость едва ли не большую, чем паренёк, пронеслись мимо ошарашенного Бориса. Вслед за ними бежал не менее живописный тип в отличном костюме-тройке, но с такой же гарнитурой и очками. Четвёртый был упитанным малым в возрасте за сорок, с редкой растительностью на непокрытой голове. Такой скорости, как первые трое, развить он, видимо, не мог и вскоре остановился в нескольких шагах от Бориса, оглядываясь вокруг.