Мориарти - [25]

— В направлении Кларенса Деверо!

— Именно. Если эти двое между собой связаны, — а сомневаться в этом не приходится, — мы связующее звено найдём.

Мы и правда вернулись в этот дом на следующий же день, — но не с обыском, как полагал Джонс. Когда солнце в очередной раз взошло над Хайгейт-Хилл, Блейдстон-хаус стал местом жуткого и в высшей степени непостижимого преступления.

ГЛАВА 7 КРОВЬ И ТЕНИ

Тела обнаружила служанка на следующее утро и своими криками переполошила всю округу. Вопреки тому, что сказал нам её хозяин, мисс Мэри Стэгг в доме не жила и по этой простой причине осталась в живых. Мэри обитала в небольшом домике с сестрой, которая тоже была в услужении, где-то в Хайгейт-Виллидж, домик достался им в наследство от родителей. Во время нашего визита в Блейдстон-хаус её не было. Она взяла выходной и вместе с сестрой отправилась по магазинам. На следующее утро она явилась на работу с восходом солнца — почистить камины и помочь с завтраком — и с удивлением увидела, что калитка и входная дверь открыты. Столь непривычная халатность должна была предупредить её: случилось что-то серьёзное, однако она, видимо, весело насвистывая, беззаботно вошла в дом — и застала там жуткую сцену, которую вряд ли забудет до конца своих дней.

Даже мне пришлось мобилизовать всю волю, когда я вылез из посланной за мной коляски. Этелни Джонс ждал меня у двери, и одного взгляда на его лицо — посеревшее, искривлённое гримасой, — было достаточно, чтобы понять: подобного ужаса он, со всем его опытом, не видел никогда.

— Что за осиное гнездо мы разворошили, Чейз? — заговорил Джонс, едва завидел меня. — Уму непостижимо — мы здесь были только вчера. Возможно ли, что эту мясорубку, пусть косвенно, спровоцировал наш с вами визит?

— Лавелль? — спросил я.

— Все скопом! Клейтон, рыжий, повар, любовница… Порешили всех!

— Как?

— Сейчас увидите. Четверо из них умерли в своей постели. Им ещё повезло. А вот Лавелль… — Он перевёл дыхание. — Что-то похожее случилось в Своллоу-Гарденз, на Пинчин-стрит… хуже просто не придумаешь.

Вместе мы вошли в дом. Там находилось семь или восемь полицейских, они медленно и бесшумно двигались по укрытым тенью закоулкам дома, словно их заветным желанием было убраться отсюда подальше. Холл и в первый раз показался мне мрачным, но теперь выглядел ещё мрачнее, а в воздухе стоял тяжёлый запах мясной лавки. Слух мой уловил жужжание мух, и тут же на полу я увидел вязкую лужу, напоминавшую разлитый дёготь.

— Боже правый! — воскликнул я и непроизвольно поднёс руки к глазам, как-то защититься, но спасения от представшей передо мной картины не было. В одном из тяжёлых деревянных кресел, — на которые я обратил внимание ещё вчера, — специально выдвинутом для экзекуции, сидел Скотчи Лавелль. На нём была доходившая до лодыжек шёлковая ночная рубашка. Ноги без обуви. Его посадили лицом к зеркалу. Палач хотел, чтобы он увидел свою смерть.

Он не был привязан к креслу. Он был прибит к нему гвоздями. Из тыльных сторон ладоней торчали зазубренные квадратики металла, а перебитые руки в предсмертной агонии сжимали подлокотники кресла, словно Лавелль решил ни за что его не отпускать. Молоток для этой зловещей казни лежал перед камином, рядом валялась фарфоровая ваза. Тут же растянулись две яркие ленты, видимо, попавшие сюда из спальни.

Горло Скотчи Лавелля было перерезано с порочным изяществом, и я не мог не вспомнить скальпель, которым так игриво пригрозил мне в кафе «Рояль» Перри. Наверняка об этом подумал и Джонс. Неужели это кошмарное убийство совершил ребёнок? Впрочем, едва ли он действовал в одиночку. Чтобы пригвоздить Лавелля к креслу, требовалось как минимум два человека. А остальные домочадцы?

— Остальных убили во сне, — пробормотал Джонс, словно читая мои мысли. — Повар, его помощник, женщина, кажется, её звали Генриетта. Следов насилия на них нет. Клейтон спал в подвале. Его ударили ножом в сердце.

— И никто из них не проснулся? — удивился я. — Вы хотите сказать, что они ничего не слышали?

— Думаю, их отравили.

Я переварил услышанное, открыл рот и тут же понял, что Джонс снова на шаг меня опередил. — Карри! — воскликнул я. — Помните, Джонс? Я спросил женщину, что она готовила, и она ответила — карри на ужин. Все они это блюдо съели, но прежде тот, кто сюда пришёл… добавил в пищу какой-то сильный яд, например, опиум в порошке. Карри — блюдо острое, горечь яда могло заглушить.

— Но сначала надо было добраться до кухни, — пробурчал Джонс.

— Надо осмотреть дверь.

Мы обошли тело, стараясь держаться от него подальше — кровь можно было легко спутать с тенями, и приходилось следить, куда ступаешь. Мы вздохнули с некоторым облегчением, лишь оказавшись в кухне — тут ощущения опасности не было. Я во второй раз внимательно оглядел безупречную кухонную плиту, кафельный пол, открытую дверь буфетной с аккуратно сложенной на полках посудой. Посреди этого спокойствия разместился источник зла — тёмный и пустой котёл, в котором вчера готовилось карри. В комнате находилась единственная уцелевшая служанка, сгорбившись, она сидела в кресле и всхлипывала в передник под надзором полицейского констебля.