Морф - [19]

— Милорд, мое сердце обливается кровью, когда я смотрю на весь этот кошмар, — мягко произнесла женщина, — в конце концов, это просто отвратительно! И после этого мы еще жалуемся, что жители Великого леса принимают нас за скотину.

— Вы сможете что-нибудь сделать?

Хаэлли сжался. Голос принадлежал человеку, купившему его. Но, к собственному удивлению, Хаэлли не чувствовал к нему того острого отвращения, которое должен был. Авашири и авашири, не более. Железная воля в темных глазах, в каждом движении. Он привык, чтобы ему подчинялись. А те, кто смел воспротивиться, долго не жили.

— Милорд, я постараюсь. Но, право же, не могу ничего обещать. Одни источники утверждают, что эльфы довольно живучи, другие — наоборот, что они как хрупкая ваза. Разбив единожды, уже не склеишь.

— Я склонен согласиться с первыми, — Лерий недобро усмехнулся, — если этот остроухий молодчик до сих пор жив, значит, будет жить и дальше.

— Где вы его подобрали, барон?

— Ах, милая моя, разве это так важно?

Она пожала плечами.

— Я вижу, что его изувечили намеренно, ваша светлость. И, если бы не наше давнее знакомство, непременно донесла бы…

— Но, душа моя, вы же этого не сделаете? — голос Лерия ласкал как самый дорогой бархат, — окажите мне маленькую услугу, моя милая, и я в долгу не останусь…

Он наклонился и что-то быстро прошептал на ухо рыжеволосой женщине, отчего на ее бледных щеках проклюнулся нежный румянец.

— Я всегда подозревала, что вы большой выдумщик, ваша светлость.

— Какой есть, моя дорогая, бриллиант моего сердца.

— У вас слишком много подобных бриллиантов, — заметила женщина, — но все же я сделаю то, о чем вы просите.

— Ну а я в долгу не останусь, — пообещал мужчина, — оставляю вас, дорогая, наедине с этим несчастным.

…И он вышел, тихо притворив за собой дверь. А Хаэлли, с ужасом глядя на эту человеческую женщину, понял, что она — маг, и что сейчас, скорее всего, повторится то, что с ним уже делал другой маг. Змея, распухающая в груди. Наверное, ужас перед неотвратимым отразился на его лице, потому что магичка озадаченно уставилась на него.

— О. Вы боитесь меня, мой хороший? Право же, не стоит. Я не знаю, кто с вами проделал весь этот кошмар, не знаю, за что, но поверьте — я приложу все силы, чтобы исправить содеянное.

Она улыбнулась и опустила руку ему на грудь. Хаэлли захотелось превратиться в дым и тонкой струйкой просочиться в окно. Прикосновение было нежным, но от этого становилось только хуже, и внезапно эльф понял, что больше этого не вынесет. Все. Хватит.

— Н-не надо, — прохрипел он, — не надо. По… звольте… мне уйти.

— Почему вы так говорите, мой хороший? Я пообещала его светлости, что постараюсь вас вылечить.

— Я не хочу…

— Но, позвольте, я обещала, — женщина мягко улыбнулась, — а я всегда выполняю то, что пообещала. Иногда даже в ущерб собственным интересам. Давайте договоримся. Я вас вылечу — ну или хотя бы попытаюсь — а уж потом вы делайте то, что считаете нужным.

Хаэлли скрипнул зубами. И, едва не заорав от страшной, дергающей боли в искалеченных конечностях, оторвал руку от кровати и положил распухшие, посиневшие пальцы на тонкое запястье.

— Вы… вы знаете, для чего меня хотите лечить?

Она нахмурилась.

— Если вы, мой хороший, будете так себя вести, я попрошу, чтобы вас связали. Не добавляйте мне работы.

— Нет! — он почти выкрикнул, — вы знаете?!! Он… сказал вам?

Магичка задумчиво покачала головой.

— Я понятия не имею, что вы там себе возомнили, но мне его светлость сказал, что хочет заключить с вами сделку.

— Оставьте меня, — Хаэлли уронил руку на простыню, — Миенель-Далли, я просто хочу сдохнуть. Как можно… скорее.

— Ну что за глупости, мой хороший, — с раздражающим спокойствием урезонила его женщина, — лучше мы поступим вот как: вы поспите, а я пока сделаю то, что нужно. Договорились?

Ее рука по-прежнему лежала у него на груди. От кончиков пальцев по коже растекалось приятное тепло. Хаэлли ждал змею.

— По-моему, эльфы слишком для нас замысловатые, — пробормотала женщина, — немудрено, что они считают нас варварами…

Внезапно эльф почувствовал, как глаза начали слипаться. Но это было не беспамятство, а всего лишь крепкий сон.

Когда он проснулся, рыжеволосая авашири все так же сидела над ним, но выглядела удручающе: под глазами залегли глубокие тени, губы сделались серыми, дыхание со свистом вырывалось изо рта. Еще через мгновение Хаэлли понял, что у него больше ничего не болит. Совсем ничего. Его опутала слабость, он едва мог шевельнуться. Медленно поднял руку к глазам и не узнал собственных пальцев, за последние дни он успел привыкнуть к багровым подушкам, вросшим в непомерно распухшую ладонь. Эльф перевел взгляд на женщину — она тихо плакала, глотая слезы, потом порывисто наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Как же ты прекрасен!

— Зачем, зачем вы это сделали? Ради чего? — прошептал он в ее мягкие, как пух, волосы, — что меня теперь ждет?

После того, что магичка сделала с ним, в ее теле осталось слишком мало жизни. И теперь она могла умереть, отдавая свою энергию совершенно незнакомому эльфу — и не потому, что «пообещала его светлости». В жизни этой женщины всегда было чересчур много чужих страданий, которые она, не колеблясь, взваливала на свои узкие плечи. Эльфы так не поступали. Никогда. И всегда были одиноки, купаясь, как звезды, в собственном свете.