Море спокойствия - [5]

Я незаметно проверяю, как на мне сидит одежда: не съехало ли чего, обнажив больше, чем задумывалось. Сегодня на мне те же туфли, что были в пятницу, но надела я их к черному топу с глубоким вырезом и максимально короткой юбкой, которая неплохо подчеркивает мой зад. Волосы оставила распущенными, чтобы они струились по плечам и скрывали шрам на лбу. Глаза жирно подвела черным карандашом. Вид у меня весьма вульгарный и привлекательный, скорее всего, только для самых примитивных человеческих существ. Вроде Дрю. Я улыбаюсь про себя, вспомнив его сегодняшний взгляд, оценивающий меня с ног до головы. Барби была бы не в восторге.

На самом деле я одеваюсь таким образом не потому, что мне это нравится или хочется привлекать к себе внимание. Люди все равно будут глазеть на меня, по любой причине, так уж лучше я сама найду повод для них. К тому же скользкие взгляды – небольшая цена за возможность отпугнуть от себя всех. Вряд ли в школе найдется хотя бы одна девчонка, кто захочет со мной общаться, да и с заинтересовавшимися мной парнями наверняка не о чем поговорить. Ну и что? Если мне суждено вызывать повышенный интерес, то пусть лучше все видят мою задницу, чем мое психическое состояние и мою долбаную руку.

Когда сегодня утром я собиралась в школу, Марго еще не пришла домой, иначе непременно заставила бы переодеться. И я не стала бы ее винить. Даже учитель на первом уроке хотел отчитать меня за неподходящий внешний облик, как только я вошла в класс, но, заметив мое имя в списке, отправил на место и больше не смотрел в мою сторону до конца занятия.

Три года назад у моей мамы при виде подобного наряда случилась бы истерика: она бы кричала, жаловалась на недостаточное воспитание или же просто заперла меня в комнате. Сегодня она, пусть и с разочарованием, спросила бы, нравится ли мне самой. Я бы кивнула, соврала, и мы дружно сделали вид, что проблемы больше нет. К тому же ее волновала бы не столько одежда: вряд ли она стала бы возражать против наряда проститутки так, как против макияжа.

А все потому, что мама любит свое лицо. Не из высокомерия или большого самомнения, нет – а потому что она относится к нему с уважением. Она благодарна тому, какой родилась. И не зря. У нее удивительное лицо – идеальное, неземное. О такой красоте слагают песни и стихи, из-за такой красоты случаются самоубийства. Именно по такой редкой красоте мужчины в любовных романах сходят с ума: им не важно, кто эта женщина, они просто жаждут ею обладать. Вот какая у меня мать. И я росла, желая быть похожей на нее. Некоторые говорят, сходство у нас есть – возможно, это правда, где-то там, в глубине. Если стереть с меня всю косметику и облачить в полную противоположность тому, как я выгляжу сейчас – сыплющая бранью беспризорница, каких обычно в сериале «Полицейские» вытаскивают из наркопритонов.

Так и вижу, как при взгляде на меня мама разочарованно качает головой. Но теперь она хотя бы сдержаннее и не устраивает ссоры по любому поводу – сегодняшний мой наряд вряд ли стал бы причиной. Мама начала смиряться с тем, что я пропащая, и это хорошо, потому что является правдой. Я ушла из дома, чтобы она могла свыкнуться с этой мыслью. Я пропала давным-давно. Честно говоря, мне жаль маму – она не заслуживает такого. Она-то надеялась обрести во мне чудо, и только я понимала: чуда не будет, как ни старайся. Наверное, я его и забрала.

Тут я вспоминаю, что по-прежнему стою на краю школьного двора, словно персонаж из фильма про выживание в чрезвычайных условиях. Я намеревалась пересечь его до того, как перерыв будет в самом разгаре, но меня остановил учитель истории. И за эти три минуты полупустой двор до отказа заполнился учениками. Сейчас я внимательно разглядываю устилающую его каменную брусчатку и размышляю над тем, насколько разумно было надеть шпильки. Я как раз оцениваю свои шансы пройти через двор, не переломав ноги и сохранив достоинство, когда слышу справа окликающий меня голос.

Инстинктивно оборачиваюсь и тут же понимаю, что не стоило этого делать. Обладатель голоса сидит на скамейке в паре шагов от меня и смотрит в мою сторону. Небрежно развалившись и шире положенного расставив ноги, откровенно демонстрируя свои желания. Он улыбается и прекрасно осознает свою привлекательность. Если бы самолюбие можно было заключить в парфюм, то рядом с таким парнем невозможно было бы выстоять и минуту, не задохнувшись. Темные волосы. Карие глаза. Прямо как у меня. Мы могли бы сойти за брата и сестру или стать одной из тех жутковатых парочек, которые внешне напоминают брата и сестру.

Я злюсь на себя за то, что откликнулась. Теперь, когда я отворачиваюсь от него, решившись все-таки пересечь поле битвы, можно быть уверенной, что его взгляд – как и взгляды всех остальных ребят на скамейке – будут прикованы к моей спине. А точнее, к моей заднице.

Никуда не торопясь, я вновь разглядываю неустойчивую поверхность брусчатки. Взглядом ищу, как бы мне успешно пройти по ней, когда парень добавляет:

– Если ищешь, куда присесть, мои колени в твоем полном распоряжении.

Ну вот, пожалуйста. Он не говорит ничего умного или оригинального, но его дружки, такие же безмозглые, начинают хохотать. Мои зародившиеся надежды на наше возможное родство рушатся в одночасье. Я схожу с бордюра и шагаю вперед, глядя перед собой, словно у меня есть иная цель помимо того, чтобы благополучно добраться на другую сторону.