Море остывших желаний - [7]

– Вы обманули меня.

– Сядь! – нашел в себе силы вымолвить он.

Ксения сначала выпрямилась, с минуту постояла, стреляя из зрачков убийственными зарядами. Затем, не сводя глаз с Японца, словно он был способен немедленно унестись от нее прочь, например, в форточку, села на стул. Села боком к нему – поза отстранения, закинула ногу на ногу, локоть левой руки положила на спинку. Он прогнусавил:

– Это бизнес, Ксения...

– Что?! – взвилась она, не дав ему закончить. – Вы развели меня на крупную сумму и имеете наглость невинно заявлять «это бизнес»?! Нет, это мошенничество.

– Но я тоже потерял деньги.

– Ложь! Вы в одной банде с теми, кто облапошил меня. Разве не вы уговаривали меня вложить деньги? И долго уговаривали, потому что вам уже не доверяют.

– Правильно, уговаривал. Потому что дело, как мне казалось, было стоящим. Но я вложил такую же сумму и потерял ее. Кроме нас деньги вложили еще двое. Они тоже их потеряли. Продукцию не пустили на рынок...

– Я предполагала, что услышу от вас сказки, – поднялась Ксения. – Но я найду доказательства вашего участия в мошенничестве. А потом уничтожу вас.

Не попрощавшись, она вышла, хлопнув дверью.

В машине Бельмо затих, потускнев. Держава не трогался с места. Слишком хорошо он был знаком с подлостью, знал ей цену, а именно подлостью несло от офисного здания, выстроенного для успешных людей. Он понимал, что сейчас Бельмо расставался с другом, а дело это болезненное. Там, где деньги, друзей не бывает, редкий человек не позарится на чужое, но когда позарился – жди беды. Держава знал цену доверию, знал, как выглядит расплата за него, знал, что за горечью приходит ненависть и как трудно с ней сосуществовать. Но еще труднее – бессилие, когда ничего нельзя изменить, потому что тебя предали, а сила чаще всего на стороне предателя. Поглядывая на Бельмо, Держава догадывался, какие буйные стихии одолевают его сейчас. Он будет бороться за свои бабки не потому, что жаден, а потому, что нельзя уступать. За словом «нельзя», если его заменить словом «можно», стоит разрушительная сила, которая только и ждет лазейки. А потому Бельмо, авторитетный вор, считавший своим главным качеством справедливость, не уступит. И это правильно. Один Горбуша смотрел в окно, как в телевизор, и все ему было по фигу.

– Нет у Японца желания возвращать баблосы, – произнес Держава. – А че ты ему отдал? Другого места не нашел? Закопал бы.

– Ну, во-первых, – заговорил Бельмо с оттенком сожаления, – положение мое было, прямо сказать, хреновое – на хвосте ментазавры висели. Во-вторых, правительства имеют привычку менять купюры на новые, а я не знал точно, сколько мне впаяют. В банк положить, сам понимаешь, нельзя было. Вот и отдал их на хранение другу, а через пару часов меня повязали.

– А не он ли сдал тебя? Встреча ваша совсем не дружеская получилась.

– Теперь не знаю, – вздохнул Бельмо. – Но бабки надо вырвать. Поехали.

– Куда? – спросил Держава.

– На квартиру. Вечером идем в бар.

Держава кинул на него полный сочувствия взгляд и завел мотор. Не повезло чуваку – деньги, судя по всему, не вернут, а тут еще дочь откуда-то взялась и снесла крышу Бельму...

Глава 3

Не один Бельмас выкручивал мозги, как мокрую тряпку, придумывая, каким образом отобрать свои же деньги. Японец тоже ворочал извилинами, соображал, как не отдать те же деньги. А тут еще ведьма Ксения принеслась к нему на помеле марки «Ауди» десятилетней давности. Так и хотелось ей сказать: «Не хочешь терять – не рискуй. Тебя не под пистолетом заставили вложить деньги, а теперь пошла вон». Но это мелочи, а вот Бельмо...

Ну, потратил Андрей Тимофеевич его деньги. А чего им лежать мертвым грузом? К тому же деньги ворованные, а не нажитые горбом, то есть непосильным трудом. Вот он, Андрей Тимофеевич, бабки Бельма приумножил именно трудом и кровавым потом, та сумма явилась стартом к большим свершениям. Но она стартанула, и от нее остались одни воспоминания.

– Сколько же это будет сейчас на наши? – промямлил Андрей Тимофеевич, нажимая на компьютерную мышь и переводя триста пятьдесят тысяч зеленых в рублики. Только на первые две получившиеся цифры глянул, дальше-то и смотреть не стал, потому что вызвали они у него приступ удушья и потемнение в глазах. – Двенадцать миллионов!

Общее состояние Андрея Тимофеевича насчитывало миллиард рублей, но отдавать двенадцать миллионов... легче удавиться. И кому отдавать? Ханурику, для которого дом родной – тюрьма? Все равно Бельмо прогуляет их с бабами. Но ведь он не отступится. Ишь как обставился гладиаторскими рожами! Думает, испугал... Отстал Бельмо от жизни, ровно на семь лет отстал.

– Есть одно простое решение проблемы, – проговорил он, нервически набирая номер. – Алло! Здравствуй, Фарид. Это Гринько Андрей Тимофеевич тебя беспокоит... Давненько, давненько... Угадал, дело есть. Однажды я оказал тебе услугу, теперь нуждаюсь в твоей... Спасибо, я знал, что могу рассчитывать на тебя. Если нет планов на вечер, давай встретимся в «Манго»... Жду.

Уложив трубку на аппарат, он посидел некоторое время в раздумье. А что тут думать?

С утра Сандра трудилась на рынке в рыбном ряду, а вечером работала официанткой в пивном баре средней руки.