Море ночного боя - [2]

В одном месте из воды выступали верхушки водорослей. Я подплыл к ним.

Дна и тут не было под ногами, и я нырнул. Прошел три и четыре метра, а водоросли все тянулись из глубины.

Вода в глубине становилась прозрачней, наконец показалась и синева. Водоросли подымались из впадины, и вся она была заполнена синевой.

Я дошел до дна.

На белом песке стояла роща ламинарий. Нижние листья висели над песком, отбрасывая на него зеленые тени. И пылали кусты багрянок, краснели кораллины, разноцветно светились звезды; на камнях раскрывшись, сидели раковины.

Мне нечего было делать среди этой холодной красоты, но я поплыл, отводя листья рукой.

В детстве я жил в степном селе с пересыхающей речкой. И я читал про моря, и ночами они снились мне, незнакомые. И вот теперь я как будто видел те свои сны наяву, все сразу.

Я плыл, сознавая, что напрасно трачу последнее тепло. У края впадины я неохотно пошел наверх в проклятые туманы.

Юрий стерег меня, мы стукнулись масками. По его лицу я догадался, что за мое отсутствие что-то произошло. Он не сумел объяснить — с трубкой во рту. Я насторожился.

Вот оно! Вдали раздался удар колокола, четкий удар.

Мы повернулись туда, откуда он донесся, и замерли. Удар повторился, такой же четкий.

Мы задвигали онемевшими руками.

Колокол все звонил. Возможно, в поселке существовал обычай бить в колокол при тумане.

Очередной удар раздался совсем близко от нас, но вслед за ним я услышал шум рифов.

Плыть в рифах при волнении всегда опасно, а мы были полуживыми от холода и усталости. Судя по шуму, рифы были высокими и изрезанными, и шум не обманул — из тумана выступили зловещие зубья.

Удивительно даже, но стало еще холоднее.

Мы повернули обратно в море, но волны не выпустили нас. Налетая на отмель, они круто вздымались и шли на рифы стеной — нам было не пробить ее.

Мы удержались против трех волн. Они разбились о камни без нас и с воем ушли в проходы.

Я посмотрел на Юрия. Он действительно стал хорошим пловцом, но плавать в рифах он не умел. Для рифов у него был, пожалуй, слишком прямой характер.

Он улыбнулся в ответ на мой взгляд — улыбнулся, насколько это позволили ему маска и трубка Я показал ему, куда плыть.

Нас уже подняло над краем…

Я не встречал рифов извилистей и острее этих. И все, что обитало на них — раковины, звезды, ежи, было безжалостно острым. И из щелей высовывались колючие рыбы.

Все это промелькнуло в долю мгновения, меня вынесло и ударило о песок. Я встал.

Юрий лежал справа, лицом вниз. Я оттащил его за прибой, там он встал сам.

С меня словно клочьями содрали кожу. Я со страхом ощупал себя и потом уже сдвинул маску.

Нас вынесло не на берег, не в бухту, а в расселину в скале. Посредине ее валялся железный буй, волны ударяли в него, и он звенел.

Я зашел по пояс в море и огляделся. По сторонам чернели отвесные скалы. Нам повезло, что нас выкинуло не на них, а в расселину.

Но мы были в западне!

Я вышел и со злостью пнул буй ногой. Он отрывисто звякнул — ржавый, помятый волнами буй.

Во все углы залетали брызги и ветер.

Мы понуро бродили на негнущихся ногах. От озноба мы не могли говорить, да и не о чем было.

Туман не давал увидеть, что у нас над головой. Во всяком случае стоило попробовать выбраться по скалам, и мы полезли: он — по левому, я — по правому краю расселины.

Скала была хрупкой, обламывалась целыми пластами. Я судорожно перебрасывался с пласта на пласт, не в силах унять дрожь во всем теле, рискуя сорваться. Потом мне попались лианы, и я полез по ним.

Шум моря постепенно стихал, слышней звенели цикады и пахла полынь.

Меня остановил гладкий уступ. Юрий влез по своему краю едва на метр выше меня. Пути наверх не было.

Я повернулся к морю.

Везде, где прорывался туман, виднелись рифы или острые камни. Одни рифы и камни. Я выругался…

Хотелось пить, но выбоины были пусты. Я выжал в рот ветку полыни и пристроился на уступе.

Вверху, за туманом, краснели листья. Жесткие, опадающие только весной листья здешних дубов. Сейчас они прочно держались на ветках, громко скрипя под налетающими ветрами.

В щелях доцветали незнакомые мне цветы. Один такой — голубая звездочка — рос надо мной. Я дотянулся и сорвал. Цветок затрепетал на ладони — легкий, с тонкими лепестками; непонятно, как он жил на этой разваливающейся скале.

Это и точно был удивительный край — Дальний Восток!

Почти еще нетронутый, свежий. Может быть, это от его красоты у меня временами болело здесь сердце?

Шумели осыпи, с грохотом скатывались камни. Весь этот берег был ненадежным, рушился.

Я опасался не камней, а звона цикад. Он усыплял, а заснув, я мог и сорваться.

Я спал уже, меня разбудил ударивший по плечу камень.

Смеркалось, пора было действовать. Я стряхнул с себя оцепенение.

Буй внизу гремел не умолкая: море затопляло расселину. Мы наверняка не сможем выстоять ночь в волнах, под падающими со скалы камнями, но и идти вдоль берега — безнадежное дело, даже если туман рассеется и выйдет луна.

Я вспомнил, что вчера луны не было. Наступило новолуние — этим и объяснялась сила волн. Где-то в космосе солнце и луна оказались на одной прямой, массы их сложились и притянули к себе океан. Он выгнулся и гигантской волной подступил к берегам. Был разгар новолунного прилива.