Море и закат - [3]

Шрифт
Интервал

Странная вещь — перед смертью каждый из детей неизменно видел перед собой Землю Обетованную. Причем не нынешнюю, пришедшую в упадок и запустение, а библейскую, где пышно цвели лилии, а долины были полны молока и меда… Откуда я это знаю? Перед кончиной умирающие описывали нам свои видения, а если не было сил говорить, мы догадывались сами по лучистому свету, которым наполнялись их взоры.

И вот мы наконец прибыли в Марсель.

Там нас уже ждали те, кто пришел раньше. Все были уверены, что при моем появлении воды моря расступятся. А я довел до Марселя лишь треть своих детей…

Меня окружила толпа мальчиков и девочек с горящими от волнения лицами, и мы отправились в порт. В гавани густым лесом поднимались мачты. Моряки глазели на нас, разинув рты. Я вышел на скалистый обрыв и стал молиться. Море все горело огнем в лучах предзакатного солнца. Я молился долго. Но море по-прежнему, неспешно катя к берегу свои волны, оставалось полноводным и несокрушимым.

Но мы не отступились и не впали в отчаяние. Господь, верно, хотел, чтобы мы дождались остальных.

И дети продолжали подтягиваться к Марселю. Они совсем выбились из сил, многие были больны. День шел за днем, но молитвы оставались тщетны: море никак не желало расступаться.

И тут среди нас появился некий благочестивый муж, раздавший нам подаяние и со смиренным видом предложивший доставить детей на своем корабле прямо в Иерусалим. Половина детей устрашилась этого плавания, но другая половина — и я в их числе — смело поднялась на корабль.

Но купец доставил нас не в Святую Землю, а в египетский порт Александрия, где и продал всех детей на невольничьем рынке…

Ан-ри замолчал. Должно быть, вспомнил горечь тех давно минувших дней.

В небе уже занимался прекраснейший закат — такое великолепие можно увидеть только поздним летом.

Слоистые тучи наливались пурпуром, а длинные облака окрасились красным и желтым, сделавшись похожими на реющие в вышине вымпелы и штандарты. Над морским простором небо заполыхало так, словно там разожгли гигантскую печь. В отсветах этого неистового пламени листва деревьев и трава зазеленели еще ярче.

Когда Ан-ри вновь заговорил, слова его были обращены уже напрямую к закату. В пламеневших волнах океана старик видел картины и лица из далекого прошлого: себя, еще мальчика; своих товарищей-подпасков. Жарким летним днем они скидывали с плеч грубые холщовые одежды и подставляли солнцу белую детскую грудь с нежно-розовыми сосками. Перед взором Ан-ри на фоне закатного неба одно за другим возникали лица умерших и умерщвленных юных крестоносцев. Головы их были обнажены — золотые или льняные волосы в солнечных лучах вспыхивали огненными шлемами.

Тех, кто остался жив, судьба раскидала по всему свету. За долгие годы, проведенные в неволе, Ан-ри ни разу не встретил кого-нибудь из своих соратников. А ему самому так и не суждено было увидеть заветный Иерусалим.

Он был продан персидскому купцу. Следующий хозяин увез Ан-ри в Индию. Там до француза дошли слухи о том, что хан Бату,[6] внук великого Темучина,[7] отправился завоевывать Запад, и, тревожась за свою далекую родину, раб Ан-ри плакал дни напролет.

В это время в Индии находился великий дзэнский наставник Дайгаку, постигавший здесь истину буддизма. Вышло так, что при помощи Учителя раб Ан-ри получил свободу. В благодарность он поклялся, что всю жизнь будет верно служить своему избавителю. Ан-ри последовал за наставником сначала в Китай, а узнав, что Дайгаку собирается плыть в Японию, упросил Учителя взять его с собой.

Ныне в душе старика царил покой. Он давно оставил пустые мечты о возвращении на родину и смирился с мыслью, что его кости лягут в японскую землю. Он с открытым сердцем воспринял учение наставника и перестал предаваться нелепым грезам о райской жизни и чудесной стране, которых ему никогда не суждено увидеть… Однако стоило летнему небу окраситься в цвета заката, а морю вспыхнуть алым, как ноги сами несли старого Ан-ри на вершину холма Сёдзё.

Он смотрел на закатное небо, на его отражение в зеркале океана и поневоле возвращался мыслями к чудесам, свидетелем которых стал на заре своей жизни. Старик вспоминал и явленные ему откровения, и жажду познать неведомое, и могучую силу, заставившую его и других детей отправиться в далекий Марсель. А напоследок в памяти монаха неизменно воскресала одна и та же картина: высокий скалистый берег; толпа коленопреклоненных детей, молящихся о том, чтобы расступились воды морские; и бесстрастное, непреклонное море, спокойно перекатывающее под вечерним солнцем валы.

Ан-ри уже забыл, в какой именно момент лишился веры. Зато он очень хорошо помнил чудо заката и моря, не желавшего внимать молитвам и расступаться. Эта загадка была непостижимей любых чудесных видений. Сердце мальчика восприняло как должное явление Христа, но вечернее море, так и не открывшее пути к Святой Земле, потрясло юную душу своей тайной.

Ан-ри смотрел на линию горизонта за дальним мысом. Он уже не верил, что море может «раздвинуть воды свои». Но мистическая тайна осталась; она переливалась красноватым сиянием средь морских просторов, напоминая о былом потрясении.


Еще от автора Юкио Мисима
Исповедь маски

Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).


Жизнь на продажу

Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».


Моряк, которого разлюбило море

Юкио Мисима — анфан-террибль японской литературы, безусловный мировой классик и писатель, в своем творчестве нисходящий в адовы бездны и возносящийся на ангельские высоты. Самый знаменитый и читаемый в мире из японских авторов, прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе — более ста томов), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота в день публикации своего последнего романа).«Моряк, которого разлюбило море» — это история любви моряка Рюдзи, чувствующего, что в море его ждет особая судьба, и вдовы Фусако, хозяйки модной одежной лавки; однако развитый не по годам тринадцатилетний сын Фусако, Нобору, противится их союзу, опасаясь потерять привычную свободу…


Солнце и сталь

Программное эссе Юкио Мисимы "Солнце и сталь".


Жажда любви

«Жажда любви», одно из ранних и наиболее значительных произведений Юкио Мисимы, было включено ЮНЕСКО в коллекцию шедевров японской литературы. Действие романа происходит в послевоенное время в небольшой деревушке недалеко от города Осака. Главная героиня Эцуко, молодая вдова, одержима тайной страстью к юному садовнику…


Мой друг Гитлер

Всемирно известный японский писатель Юкио Мисима (1925-1970) оставил огромное литературное наследство. Его перу принадлежат около ста томов прозы, драматургии, публицистики, критических статей и эссе. Юкио Мисима прославился как тонкий стилист, несмотря на то, что многие его произведения посвящены теме разрушения и смерти.


Рекомендуем почитать
Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Осенью мы уйдем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другое детство

ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.


Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Рингштрассе

Рассказ был написан для сборника «1865, 2015. 150 Jahre Wiener Ringstraße. Dreizehn Betrachtungen», подготовленного издательством Metroverlag.


Осторожно — люди. Из произведений 1957–2017 годов

Проза Ильи Крупника почти не печаталась во второй половине XX века: писатель попал в так называемый «черный список». «Почти реалистические» сочинения Крупника внутренне сродни неореализму Феллини и параллельным пространствам картин Шагала, где зрительная (сюр)реальность обнажает вневременные, вечные темы жизни: противостояние доброты и жестокости, крах привычного порядка, загадка творчества, обрушение индивидуального мира, великая сила искренних чувств — то есть то, что волнует читателей нового XXI века.