Море, где исчезали времена - [2]

— Тогда должно умереть пол поселка, — сказал дон Максиме Гомес. — Целое утро все только об этом и говорят.

Старый Хакоб должен был приложить немало усилий, чтобы снова проиграть, не обидев его. Он убрал стол и стулья, запер лавку и отправился искать кого-нибудь, кто слышал запах роз. Но только Тобиас мог подтвердить это с уверенностью. Так что старый Хакоб попросил его зайти к ним, как бы случайно, и все рассказать его жене. Тобиас согласился, В четыре часа, принарядившись по случаю визита, он появился на внутренней галерее, где жена старого Хакоба целый день трудилась, готовя мужу одежду для траура. Он вошел так тихо, что женщина вздрогнула.

— Боже милостивый, — вскрикнула она, — я уж думала — это архангел Гавриил.

— Видите теперь, что ошиблись, — сказал Тобиас. — Это я, пришел рассказать вам кое-что.

Она поправила очки и снова принялась за работу.

— Знаю я, что… — сказала она.

— А вот и нет, — сказал Тобиас.

— Ночью ты слышал запах роз.

— Откуда вы знаете? — растерялся Тобиас.

— В мои годы, — сказала женщина, — у человека столько времени для размышлений, что можно стать ясновидящей.

Старый Хакоб, подслушивавший за перегородкой в комнате за лавкой, выпрямился пристыженный.

— Что скажешь, жена? — крикнул он из-за перегородки. Он обошел вокруг и появился на галерее. — Значит, это не то, что ты думала.

— Этот парень все выдумал, — сказала она, не поднимая головы, — Ничего он не слышал.

— Было около одиннадцати, — сказал Тобиас, — я отгонял крабов.

Женщина дошила воротник.

— Выдумки, — повторила она. — Все знают, что ты лгун. — Она перекусила нитку и посмотрела на Тобиаса поверх очков, — Одного не пойму — так старался: ботинки почистил, волосы напомадил — и все для того, чтобы прийти и показать, что не очень-то ты меня уважаешь.

С этого дня Тобиас начал следить за морем, Он повесил гамак на галерее, в патио, и ждал ночи напролет, с удивлением прислушиваясь к тому, что происходит в мире, когда все спят. Много ночей подряд он слышал, как отчаянно скребутся крабы, пытаясь добраться до него по стойкам гамака, и еще много ночей прошло, прежде чем они устали от своих попыток. Он узнал, как спит Клотильда. Оказывается, она издавала свист, похожий на звук флейты, который становился тоньше по мере нарастания жары и тихо звучал на одной ноте в тяжелом июльском сне. Поначалу Тобиас наблюдал за морем, как это делают те, кто хорошо его знают, — глядя в одну точку на горизонте. Он видел, как оно меняет цвет. Видел, как оно мутнеет, становится пенным и грязным и выплевывает горы отбросов, когда сильные дожди полощут его расходившиеся кишки. Мало-помалу он научился следить за ним, как это делают те, кто знают его лучше, — может быть, даже не глядят на него, но не забывают о нем даже во сне. В августе умерла жена старого Хакоба. Утром ее нашли в постели мертвой, и, как всех остальных, пришлось бросить ее в море без цветов. А Тобиас все ждал. Так сильно, что ожидание стало смыслом его жизни. Однажды ночью, когда он дремал в гамаке, ему почудилось, как что-то в воздухе изменилось. То появлялся, то исчезал какой-то запах, как в те времена, когда японский пароход вывалил у самого порта груз с гнилым луком. Потом запах устоялся и уже не исчезал до рассвета. И только когда стало казаться, что его можно взять в руки и показать, Тобиас спрыгнул с гамака и вошел в комнату Клотильды. Он несколько раз встряхнул ее.

— Вот он, — сказал ей Тобиас. Клотильде пришлось пальцами раздвинуть запах, как паутину, чтобы приподняться. Потом она снова упала на теплую постель.

— Будь ты проклят, — сказала она.

Тобиас одним прыжком достиг двери, выбежал на середину улицы и закричал. Он кричал изо всех сил, потом перевел дух и снова закричал, подождал немного и глубоко вздохнул — запах над морем не исчезал. Но никто не отозвался. Тогда он стал стучаться во все дома, даже в те, где никто не жил, пока в этом переполохе не приняли участие собаки и не перебудили всех. Многие не чувствовали запаха. Зато другие, особенно старики, опустились к берегу, чтобы насладиться им. Запах был таким густым, что начисто вытеснил все другие запахи прошлой жизни. На рассвете он был так чист, что жалко было дышать. Некоторые, насытившись, вернулись домой. Большинство осталось досыпать на пляже. Тобиас спал почти целый день. Клотильда добралась до него только во время сиесты, и целый вечер они резвились в постели, оставив дверь в патио открытой. Сначала они сплетались, как черви, потом сделали это, как кролики, а под конец — как черепахи, пока не начало смеркаться и мир не потускнел. В воздухе еще пахло розами. Время от времени в комнату долетали звуки музыки.

— Это у Катарино, — сказала Клотильда. — Должно быть, к нему кто-нибудь пришел.

Пришли трое мужчин и женщина. Катарино подумал, что попозже могут прийти еще и попытался наладить радиолу, Поскольку сам не сумел, то попросил Панчо Апарсеида, который мог все, что угодно, потому что ему всегда было нечего делать, а кроме того, у него был ящик с инструментами и ловкие руки. Лавка Катарино помещалась в деревянном доме, стоявшем поодаль, на самом берегу. В ней была большая комната со столиками и стульями и несколько комнат в глубине дома. Наблюдая за работой Панчо Апаресидо, трое мужчин и женщина много пили, сидя за стойкой, и по очереди зевали. После многих попыток радиола наконец заработала. Услышав музыку, отдаленную, но ясную, люди умолкали. Они смотрели друг на друга, не зная, что сказать, и только тут понимали, как постарели с тех пор, когда последний раз слышали музыку. Тобиас обнаружил, что после девяти еще никто не спал. Все сидели у дверей и слушали старые пластинки Катарино с детской покорностью неизбежному, с какой наблюдают солнечное затмение. Каждая пластинка будто говорила, что ты давно уже умер, или о чем-то, что ты должен был сделать завтра же, много лет назад, но так никогда и не сделал — забыл, — это было все равно что вновь почувствовать вкус пищи после долгой болезни. Музыка кончилась около одиннадцати, Многие легли спать, решив, что будет дождь, потому что над морем появилась черная туча. Но туча опустилась, подержалась немного на поверхности, а потом растворилась в воде. Наверху остались только звезды. Немного позже ветер, дувший от поселка к морю, возвращаясь обратно, принес запах роз.