Море - [36]
— В классе сорок человек, присутствуют все… второе полугодие, девятый урок истории, — осмелился все же доложить Карпинец.
— Ах, да, верно… Какое сегодня число, сынок?
— Двадцать второе марта тысяча девятьсот сорок четвертого года.
— Да. А еще?..
— Ну… вторник.
— Верно. А еще?
— Второй день немецкой оккупации! — выкрикнул кто-то. Бода не оборвал его, а все продолжал стоять, потупив взор.
Карпинец на миг недоуменно пожал плечами и вдруг вспомнил:
— Сегодня исполняется пятьдесят лет со дня смерти Лайоша Кошута.
— Правильно, — кивнул Бода. — Сегодня исполняется пятьдесят лет, как умер Лайош Кошут. Прочти-ка сынок, — и он протянул Карпинцу листок с машинописным текстом.
— Читать сначала?
— Сначала.
Карпинец откашлялся.
«Двадцатого марта тысяча девятьсот сорок четвертого года. Секретно. Уважаемый господин учитель, завтра на первом уроке помяните воинов, сражающихся на Восточном фронте, и побеседуйте о той исторической общности судьбы, которая на протяжении столетий связывает нас воедино с дружественным германским народом. Расскажите учащейся молодежи о борьбе не на жизнь, а на смерть, которую мы ведем, как бастион Запада, на стороне нашего великого союзника, храбро защищая христианскую цивилизацию, и будем вести до нашей полной победы. Одновременно с этим довожу до вашего сведения, что запланированные торжества по случаю годовщины Кошута проводиться не будут. Директор Казмер Сили».
— Спасибо. Садись на место.
Одни, ничего не понимая, таращили глаза на учителя. Другие взволнованно посматривали на своих соседей. Что же будет? Разве можно читать секретное распоряжение вслух.
— К молитве! — совсем тихо произнес Бода.
Запевала Янчи Барабаш тотчас же начал «Верую», но наставник, прерывая его, поднял руку и хрипловатым, глубоким голосом запел сам:
Лайош Кошут передал нам:
Войско тает — нету сил…
Ферко Чаплару вдруг почудилось, будто его пронизал электрический ток. Его всего бросило в жар, хотя он дрожал от озноба. И сам того не замечая, громко запел и услышал свой срывающийся голос в громком хоре юнцов:
Потом они опять запели сначала, снова и снова, повторяя один этот куплет.
Никто сразу и не заметил, как в класс вошел директор. То здесь, то там песня стала затихать, школьники кто шепотом, а кто локтем уже предупреждали друг друга. А Иштван Бода продолжал отбивать такт, не замечая, что Толстошеее подошел к нему совсем близко.
— Что здесь такое? Урок пения?
— Нет. Урок истории. Поминаем освободительную борьбу, — ответил учитель и пристально посмотрел директору в глаза. — Или «Песня Кошута» запрещена опять?
Ферко Чаплар только теперь обнаружил, что его классный наставник вот уже шесть лет подряд носит один и тот же коричневый костюм. Стоит закрыть глаза, и он не сможет представить себе учителя иначе, как в коричневом костюме, с потертой папкой под мышкой. Что будет с Бодой? Его уволят?
К четырем часам дня понадобилось снова прийти в школу на занятия организации левенте. Комароми сразу же приказал выйти во двор и, несмотря на холодную, ветреную, дождливую погоду, выстроил их в одних пиджаках.
— Так, значит, это вы та достославная банда горлопанов. Ну что ж, теперь и я послушаю, как вы умеете петь.
Карпинец поднял руку и так потянулся вверх, что чуть не выпал из строя.
— Что тебе?
— Господин учитель, разрешите доложить, я не пел.
— Вот как?
— Я тоже не пел, — вышел из строя Чаба Бихари.
— Я тоже не пел.
— Господин инструктор, я тоже.
— Вот это да. Очевидно, у господина директора звенело в ушах. Никто, выходит, не пел.
— Нет. Я пел.
Бледный, как смерть, Имре Немет вышел из строя.
— Вот как? А ну-ка, пойди сюда.
Ученики замерли. Имре казалось, что все его тело налито свинцом, он едва волочил ноги.
— Ну, живей, ты, борец за свободу. Становись сюда! Пой! Ну, как? Пой свою песню!..
Имре Немет видел только усы инструктора, которые дергались вправо и влево над его огромным ртом. Он зажмурил глаза и начал срывающимся голосом петь:
Лайош Кошут передал нам…
Комароми со всего размаху ударил мальчика по щеке. Зубы врезались в язык; Имре ощутил резкую, жгучую боль, и рот его наполнился соленой, теплой кровью.
— Пой, ну-ка, пой!
Класс смотрел, затаив дыхание.
Ферко Чаплар выбежал из строя и, став рядом с Неметом, почти вне себя от негодования закричал:
— Я тоже пел!
Вместо ответа раздалась громкая оплеуха. Но теперь, словно очнувшись от оцепенения, вперед выбежало еще человек пятнадцать.
— Я тоже пел.
— Пели? И еще хвастаетесь? Так вот чему я вас учил? Стало быть, я большевиков растил, мать вашу!.. Ну, погодите же. Карпинец!
— Слушаюсь!
— А ну-ка, возьмись за этих молодчиков, проучи немножко. Пусть хоть сдохнут, до самого вечера не давай им покою.
— Ложись! — завопил Карпинец, и мальчики повалились в мокрый, грязный песок. Имре Немету казалось, что он уже больше никогда не встанет. — Прыгать по лягушачьи вокруг школьного двора! Раз, два, три, ложись, прыжок… два, три, ложись, прыжок, два…
И грязные, окровавленные, вспотевшие, запыхавшиеся ученики прыгали вокруг школы до шести часов вечера. Ферко Чаплар помог Имре Немету добраться домой. Имре на углу повернулся к школе, погрозил кулаком и горько заплакал: «Подохните вы… теперь уж назло буду коммунистом». Ферко еще теснее прижал к себе друга и с тяжелым сердцем поглядел вдоль унылой грязной улицы.
Повесть Клары Фехер «Я совсем не получаю писем» знакомит советских ребят с творчеством известной венгерской писательницы. Герой повести Жолта Ковач очень огорчен тем, что никогда ни от кого не получает писем. И тогда он решает сам себе написать письмо. Но тут с ним случаются всякие непредвиденные приключения, о которых и рассказывает эта веселая и занимательная повесть.
Повесть Клары Фехер «Я совсем не получаю писем» знакомит советских ребят с творчеством известной венгерской писательницы. Герой повести Жолта Ковач очень огорчен тем, что никогда ни от кого не получает писем. И тогда он решает сам себе написать письмо. Но тут с ним случаются всякие непредвиденные приключения, о которых и рассказывает эта веселая и занимательная повесть.
Имя Клары Фехер хорошо известно советским читателям и театральным зрителям: ее комедия «Мы тоже не ангелы», поставленная Театром на Таганке, с успехом прошла более чем в ста театрах. Не меньший интерес вызвала и повесть «Желтая лихорадка» — трагикомическая история о том, как ради трех своих дочерей родители уехали работать в Африку, не подозревая, что ждет их по возвращении. Вторая повесть, вошедшая в книгу, — «Прощание с морем» — написана в своеобразной манере, не случайно она названа киноповестью.
1758 год, в разгаре Семилетняя война. Россия выдвинула свои войска против прусского короля Фридриха II.Трагические обстоятельства вынуждают Артемия, приемного сына князя Проскурова, поступить на военную службу в пехотный полк. Солдаты считают молодого сержанта отчаянным храбрецом и вовсе не подозревают, что сыном князя движет одна мечта – погибнуть на поле брани.Таинственный граф Сен-Жермен, легко курсирующий от двора ко двору по всей Европе и входящий в круг близких людей принцессы Ангальт-Цербстской, берет Артемия под свое покровительство.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.