Море - [145]
Тибор свернул на улицу Пала Дюлаи и только тогда подумал, с каким нетерпением ожидают его, наверное, Тамаш и Пишта. И тут же с отчаянием вспомнил, что документы остались у Сентмарьяи под пишущей машинкой.
Тамаш Перц и Ач действительно набросились на него, как только он переступил порог.
— Есть?
— Нет. Погодите, сейчас все расскажу, дайте только сесть.
Ач с волнением выслушал его рассказ.
Но кто сходит в квартиру Сентмарьяи за удостоверениями? Тибору не в коем случае нельзя появляться здесь. И вообще глупо посылать сейчас за ними мужчину.
Была еще девушка, которая могла согласиться на это дело, и это — Кати.
После недолгого раздумья Ач решил сходить к ней. Но неужто ему опять придется тащить с собой через весь город кассету с радием?
— Ребята, послушайте, портфель я оставляю здесь. Если до утра не вернусь, портфель следует зарыть под шкафом, под неприбитой половицей, а письмо, которое найдете в кармане моего пальто, пошлите по адресу.
— А почему ты можешь не вернуться? — оторопело спросил Тамаш.
— Я говорю это на всякий случай. Человеку положено делать завещание, если он отправляется в такую опасную дорогу: с улицы Пала Дюлаи на улицу Шандора Петефи. Будьте друзьями, обещайте мне это, а я, если найду на обратном пути убитую лошадь, притащу вам сердце на рагу.
Он улыбнулся им с порога, но, как только нырнул в сумерки улицы, улыбка тут же исчезла с его лица. Пожалуй, следовало бы прихватить с собой кассету. Но вдруг его ранят? Или схватят? Нет, он поступил правильно, что оставил кассету дома.
Черт его знает, что сейчас правильно, а что неправильно. Видно, никогда не кончится эта война.
Смысл жизни
Кати Андраш видела своего жениха перед рождественскими праздниками и с тех пор не получала от него никаких известий. А между тем она его ждала, очень ждала. Хотя бы на минутку забежал к ней. и если ничего не принесет, то пусть вместо рождественского подарка скажет ей несколько ободряющих слов. Ач не пришел и на Новый год, не явился, чтоб пожелать ей счастья в новом году. Не случилась ли с ним какая беда? Может, угнали куда-нибудь на запад? Пишта не такой парень. Он убежит даже Из запломбированного вагона, спрыгнет с мчащегося скорого поезда и вернется к ней. А что, если он ранен? Или… о, боже упаси, даже думать об этом страшно!
А ей так много хотелось бы сказать Пиште! Ходят всякие слухи. В убежище болтают, будто немцы заминировали мосты. Все до единого: и красивый кружевной мост Эржебет, и напоминающий изящную арку гордый Цепной мост, и мост Ференца Йожефа у горы Геллерт, — все наши уникальные сокровища. Рассказывают также, будто все подвалы загрузят боеприпасами и на каждой крыше поставят зенитное орудие. И, прежде чем убраться восвояси, обольют бензином и подожгут все дома. Но этому трудно поверить — где им взять столько бензина? Поговаривают и о том, будто каждое утро на Дунайскую набережную сгоняют евреев и дезертиров, выстраивают в шеренги, ставят лицом к воде и расстреливают всех подряд. В ночь под Новый год прошел слух, будто русские присылали своих парламентеров. Обещали якобы войскам беспрепятственный уход из города, перемирие, щадить мирное население, но немцы вместо того, чтобы на коленях благодарить, зверски убили парламентеров. Об этом рассказывал в убежище один учитель-пенсионер, и поскольку он некогда преподавал историю, то тут же припомнил о военных обычаях и о том, что даже готтентоты и полинезийские дикари не убивали парламентеров — никто, кроме нацистов. Но за это они еще поплатятся. Тяжелая артиллерия за одни сутки уничтожит город, да так, что от него и следа не останется, А мы и слова сказать не можем. Там, где убивают парламентеров, ни о каком международном праве не может быть и речи.
С тех пор прошло немало времени, и дома все еще не разрушены русской тяжелой артиллерией, но Кати и Агнеш очень тревожит этот слух. Ведь не так трудно поверить, что нацисты способны убить парламентеров. Правда, Кати убеждена, что даже и в таком случае русские не станут мстить городу. Агнеш спорит с ней: а почему бы им не мстить? Если нилашистам наплевать на Будапешт, почему же они должны щадить его?
Ох, почему же не приходит Пишта, почему не объяснит ей, где правда, а где ложь. Да и здесь, в шляпном ателье, столько перемен! В ночь под рождество исчезла госпожа Галфаи. Когда она уехала, никто не видел. Она увезла с собой и платья свои и ящик с деньгами и драгоценностями, оставила только неготовые шляпы, гладильные доски, тяжелые утюги, старые швейные машины и напуганных девушек. Барышня Амалия сообщила эту весть со злорадной усмешкой. Госпожа Галфаи уехала на запад, военное предприятие больше не существует, все увольняются и могут уходить по домам. И, поскольку девушки ни в тот день, ни на следующий не проявляли никакого желания уезжать, она решила уведомить об этом начальника ПВО.
В момент ее прихода начальник стирал белье в старом, облупившемся тазу.
— Вам следовало бы жениться, — сказала почтенная Амалия и лукаво улыбнулась. — Стирка дело не мужское.
— Верно. Что вам угодно? — спросил он с натянутой вежливостью.
Барышня Амалия уселась на стул. Начальник, насупив брови, наблюдал, как мнутся повешенные на спинку стула брюки.
Повесть Клары Фехер «Я совсем не получаю писем» знакомит советских ребят с творчеством известной венгерской писательницы. Герой повести Жолта Ковач очень огорчен тем, что никогда ни от кого не получает писем. И тогда он решает сам себе написать письмо. Но тут с ним случаются всякие непредвиденные приключения, о которых и рассказывает эта веселая и занимательная повесть.
Повесть Клары Фехер «Я совсем не получаю писем» знакомит советских ребят с творчеством известной венгерской писательницы. Герой повести Жолта Ковач очень огорчен тем, что никогда ни от кого не получает писем. И тогда он решает сам себе написать письмо. Но тут с ним случаются всякие непредвиденные приключения, о которых и рассказывает эта веселая и занимательная повесть.
Имя Клары Фехер хорошо известно советским читателям и театральным зрителям: ее комедия «Мы тоже не ангелы», поставленная Театром на Таганке, с успехом прошла более чем в ста театрах. Не меньший интерес вызвала и повесть «Желтая лихорадка» — трагикомическая история о том, как ради трех своих дочерей родители уехали работать в Африку, не подозревая, что ждет их по возвращении. Вторая повесть, вошедшая в книгу, — «Прощание с морем» — написана в своеобразной манере, не случайно она названа киноповестью.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.