Море дышит велико - [28]

Осотин тоже был в штопоре, со дня на день ожидал, кто проведает, хотя умом понимал: зря, это дело почти невозможное. А других раненых как-то ухитрялись навещать. Кого из посетителей вызывали с докладом по начальству, Кого — для вручения наград. К авиамеханику заглянул летчик, передавал приветы, письма, плитку шоколада из особого воздушного пайка. Лейтенант был из другой эскадрильи и мало что знал о друзьях механика. Зато из-под его распахнутого халата выглядывала золотая звездочка на красной колодке. Обмороженный сержант сиял, гордясь перед соседями таким знакомством.

Время шло, а к Осетину никто не приходил. Увидел он раз в коридоре у поста дежурной сестры бывшего своего командира катера, но прошел мимо вроде бы не признав. Зачем? Начнет расспрашивать доложит своему Выре, и тот усмехнется: «Много! заработал орденов?»

Госпитальным одеялом от соседей не отгородишься. Однако Петр постепенно приспособился. Колотье в грудине поутихло, а голоса спорщиков стали расплываться в теплой дреме. И вдруг два слова: «Где oн?», свободно проникнув в уши, заставили вздрогнуть и облупить лицо. Перед койкой стоял Клевцов в незнакомом обличье. Медицинский халат в обтяжку, твёрдый ободок форменного синего кителя со свежей каемкой подворотничка, внимательные глаза на круглом, без улыбки лице делали его похожим на дежурного хирурга.

— Ну, боцман? Как тебе здесь?

«Обратно боцман?» — Осотину обрыдло такое обращение, и потому он оказал коротко: «Лечат…» показав, что очень желал этой встречи, верил в неё, сомневался и, ясное дело, был рад, когда сомнения оказались напрасными.

— Шел мимо… — начал Клевцов, потом оглянулся на остальных раненых. — Вставать разрешено?

— Валяй говори здесь… — хмуро предложил Петр. Такое вступление почему-то ему не понравилось.

— Попробую… В общем, так: предписано вернуть специалистов для укомплектования корабельных команд.

— Обратно в моря, значит. Дак, полагаю, к нам не относится.

— К нам — точно, но ты боцман…

— Боцман да боцман, — перебил Осотин. — Коль не надоело.

— Как ещё величать? Может, Лешим?

— И это спознали?

— Такая у нас работа.

— По катерам сплетни собирать?

— Нам не всё равно, чей локоть рядом, — уточнил Клевцов — Если помнишь, Иван-пограничник сразу расшифровал: «злой», а я ещё сомневался.

— Что из этого следует?

— Повторяю: при выписке из госпиталя сошлись на приказ и возвращайся в боцмана.

— В чем виноватый? — озлился Петр, учуяв, что из-за Мелина. Но боцману самому было неохота вспоминать, тем более в госпитальной палате столько досужих ушей. В общем, он решил пояснить уклончиво: — Сполнил, что требовали…

— Сам вызвался выполнять, и все видели, как ты это исполнил.

— Можно было иначе?

— Формально претензий нет. Только нельзя тебе возвращаться.

— С какой такой стати? Кто чиркнул фонариком, дак пусть сам отвечает.

— Командира никто не обвиняет. Он был прав.

— Вот видишь? Не я, дак другой… Кому-то исполнять надо.

— Ну гляди, — рассердился Клевцов. — Пока это совет. Не только мой. Так все считают в отряде…

Глава 7. Авторитет зарабатывай сам

Виктор Клевцов стал на «Тороке» почти членом экипажа. Его увлечение техникой повлияло даже на заместителя командира, который вызвал к себе в каюту механика с чертежами, хотя раньше в детали не вникал. Естественно, многие стали допытываться у Бебса, чем они вдвоем занимались. Даже командир корабля и тот почесал лакированную плешь и вопросительно глянул на своего заместителя. Но Тирешкин от информации уклонился.

— Молчи как рыба об лед, — объявил он Бебсу, хитро ему подмигнул и, очень довольный, стал потирать пухлые ладошки. Бестенюк очень серьезно кивнул, и Чеголину потом не удалось вытянуть и намека хотя с ним-то, по крайней мере, он поделиться мог. Когда у машинистов в «шхерах» возгорелась ветошь, Артём, как дежурный по кораблю, первым делом послал рассыльного к Бебсу, хотя мог сразу же объявить аварийную тревогу. Из кладовой валил дым. По причальной стенке от здания штаба бежал капитан второго ранга Нежин. Шуточное ли дело на борту пожар. Но инженер-лейтенант успел оценить обстановку и соответственно сориентироваться. От пожарных рожков к очагу возгорания уже протянулись надутые брезентовые шланги. Со свистом извергалась пена из огнетушителей. Механик невозмутимо распоряжался, приговаривая с нарочитой громкостью:

— Быстрее, ребята. Иначе я вам ещё на полубаке зажгу…

Помощник начальника штаба, как услышал эти слова, утратил резвость и повернул назад. Он посчитал, что на «Тороке» идут учения, то есть дело самое что ни на есть повседневное. Одиночные, частные, общие или корабельные учения шли чередой, днем и ночью. На палубе горели промасленные тряпки на железных противнях. В совокупности с дымовыми шашками они обозначали условные очаги пожара. Глухие хлопки взрыв-пакетов имитировали попадания бомб или снарядов.

— Оперативное время ноль часов тридцать пять минут, — вещал по трансляции старпом.

По такому сигналу вскрывались очередные конверты-секретки, где было сказано о какой-либо неприятности, придуманной специально для данного момента учений. В артиллерийской БЧ взрыв-пакеты обычно подбрасывал главный старшина Буланов, а лейтенант Чеголин с секундомером замерял нормативы. Пока Иван Аникеевич отбывал наказание на гауптвахте Артёму приходилось самому организовывать шумовые или зрительные эффекты, и это вносило элемент условности. Стоило лейтенанту подойти к пушке или зенитному автомату, как расчеты догадывались о том, что сейчас у них что-нибудь эдакое произойдет.