Море бесправия - Америка. Капитализм США и дискриминация личности - [46]
Как и следовало ожидать, обобщенная картина американского интервенционизма оказалась впечатляющей. Выходило, что в течение рассмотренных 30 лет США использовали свои вооруженные силы в политических целях чуть ли не ежемесячно, т. е. в 215 ситуациях.
Чаще всего — почти в 80 % всех случаев — Вашингтон пускал в дело флот. Военная авиация использовалась примерно в 50 % ситуаций; сухопутные наземные силы — в 20 % всех случаев. В каждом втором случае использования авианосных соединений в политических целях их сопровождали подразделения морской пехоты. Оптимальным набором сил и средств для политического нажима на государства и народы в США по-прежнему считается классическая «связка» флота и морской пехоты, иными словами, все та же «дипломатия канонерок».
При всей непреходящей актуальности труда Института Брукингса в нем умалчивалось о гораздо большем, чем говорилось. Авторы, правда, ссылались на методику, что, мол, имеются в виду явные и к тому же разовые акции, а не целеустремленная политика насилия над суверенитетом народов методом силы и угроз. Такие ссылки отчасти оправдывали ограниченность исследования, хотя куда лучше это объясняла политическая посылка их авторов: вооруженные силы США в мирное время должны непременно подкреплять «политику принуждения».
Арифметический подсчет отдельных актов американского интервенционизма, как это попытались сделать в Институте Брукингса, никогда не даст исчерпывающую картину международного разбоя империализма США, если исключать главное — вмешательство в суверенные дела народов сознательно программируется в подходе Вашингтона к мировым делам. Интервенционизм — одно из средств послевоенной борьбы США за свою гегемонию в глобальном масштабе. Историк А. Шлезингер пояснял: «Американский глобализм, закостеневший в условиях тотального антикоммунизма и испытывающий постоянный нажим со стороны нового класса — военных, превратился в мессианскую доктрину, в соответствии с которой почти любая форма волнений за рубежом, будь она делом большой или малой страны, возникала ли она в результате внешних или внутренних причин, требовала интервенции Соединенных Штатов»>17. Как неотъемлемый элемент, причем стержневой, готовность к вмешательству и применению силы органически входит в американские внешнеполитические доктрины.
В свое время, касаясь отношений с развивающимися странами Азии, Африки и Латинской Америки, Дж. Картер 13 марта 1976 г. говорил: «Стабильный мировой порядок не может стать реальностью до тех пор, пока страны, располагающие капиталом и технологией, будут создавать военную угрозу другим государствам с целью установления контроля над их природными богатствами и энергетическими ресурсами». Как в воду глядел тогда оратор. Ведь именно такие угрозы и предусматривает провозглашенная Вашингтоном на рубеже 70—80-х годов так называемая «доктрина Картера».
Она появилась не внезапно. Примерно со второй половины 1978 г. в правящих кругах США повели речь о необходимости возврата к «довьетнамской» стратегии использования американских вооруженных сил в качестве «мирового жандарма». Участились попытки Вашингтона объявлять сферой «жизненных интересов» США тот или иной район мира, находящийся далеко от Соединенных Штатов. Поводом для усиления настроений интервенционизма послужили события на Среднем и Ближнем Востоке, где революция в Иране и решительный отпор арабских государств проамериканским сделкам между Египтом и Израилем во многом лишали почвы прежнюю политику США в этом районе. В основу практических действий Вашингтона в новых условиях закладывалась идея «гибкого реагирования за горизонтом», автором которой был 3. Бжезинский. Обретал воплощение замысел создать «силы быстрого развертывания» в 100 тыс. человек (вместе с подразделениями поддержки), предназначенные для немедленной переброски на Ближний Восток, в район Персидского залива, в другую «горячую» точку. Одновременно усиливалось постоянное присутствие американских ВМС в Индийском океане; остров Диего-Гарсия ускоренно превращался в крупнейшую военно-морскую и военно-воздушную базу США.
Нефтяные вышки арабских государств слепяще манили Вашингтон, заставляя забывать уроки недавнего прошлого и выявляя приверженность империализма США к насилию над суверенными правами народов. Страсть к политике «большой дубинки» проглянула даже в заявлениях умеренно-либеральных деятелей. «Мы должны дать понять всем, — звенел металлом в голосе сенатор Дж. Джавитс, — что в течение ближайшего десятилетия и позже нефтяные месторождения Саудовской Аравии будут для нас равнозначны Техасу…»>18 А ветераны «холодной войны» очень убедительно доказывали полную несовместимость любых вариаций «защиты прав человека» и невмешательства во внутренние дела народов классовым задачам Соединенных Штатов. «Если мы будем твердить, что не хотим ни при каких условиях вмешиваться в чью-либо внутреннюю жизнь, то вообще не сможем ничего сделать в отношении Ближнего Востока и других районов мира. И тогда нас ждет провал…» — так обобщал взгляды сил, противостоящих в США политике разрядки, бывший директор ЦРУ Р. Хелмс. И тут же формулировал существо программы этих сил: «Возвратиться к добрым старым временам «грязной политики», когда у нас был целый арсенал средств, которые мы использовали во всем мире, и когда мы могли мобилизовать своих союзников и заставить их всячески нам помогать»
