Моральное животное - [23]

Новая волна эволюционистов использовала этот более строгий взгляд на естественный отбор, чтобы с большей осторожностью обсудить вопрос, что справедливо заинтересовал Морриса, — действительно ли биологическая сущность людей предполагает образование прочных связей мужчин и женщин? Вряд ли ответом будет безоговорочное «да» в отношении любого пола. Однако у людей этот ответ находится ближе к «да» в отношении обоих полов, чем в случае, скажем, шимпанзе. По данным антропологов, в любой человеческой культуре, брак — либо моногамный, либо полигамный, постоянный или временный — норма, и семья — атом социальной организации (дем). Отцы повсеместно любят своих детей, и это нечто большее, чем можно наблюдать у отцов шимпанзе или бонобо, которые, похоже, никак не привязаны к своим детям. Эта любовь побуждает отцов содержать и защищать своих детей, и учить их разным полезным вещам.

Другими словами, в какой-то момент истории расширение мужских родительских инвестиций стало значимым в нашей эволюции. У нас, как говорят в зоологической литературе, высокий MPI.[9] Он конечно не настолько велик, чтобы типичная забота отцов о детях превосходила типичную заботу матерей, но он намного выше, чем средний MPI других приматов. У нас и в самом деле есть некая важная общность с гиббонами.

Высокий MPI несколькими путями согласовывает каждодневные цели мужчин и женщин, и это может быть для них источником простой и глубокой радости. Но высокий MPI также породил новые пласты мужских и женских поведенческих целей в период ухаживания и брака. В статье Роберта Триверса (1972) о родительских инвестициях автор отметил: "В сущности, можно рассматривать разные пола как разные виды, для которых комплиментарный пол является ресурсом, используемым для максимально эффективного выживания потомства". Триверс ставит специфическую аналитическую точку, а не открывает широкую риторику. Но к огорчению, метафора гораздо шире; причём настолько, насколько не было известно до появления этой статьи. Даже несмотря на высокий MPI, и в некоторой степени — из-за него, базовой подосновой отношений между мужчинами и женщинами является взаимная эксплуатация. Временами кажется, что они прямо-таки нацелены на то, чтобы приносить друг другу неприятности.

Почему наш MPI так высок?

Нет недостатка в доводах относительно того, почему мужчины склонны заботиться о молодняке. В нашем недавнем эволюционном прошлом есть несколько факторов, которые могут делать родительскую заботу важной с точки зрения генов мужчины. Другими словами, благодаря этим факторам, гены, побуждавшие мужчину любить своё потомство — волноваться, защищать, обеспечивать, обучать — могли побеждать в конкуренции с генами, побуждавшими к длительной отстранённости. Первый фактор — уязвимость потомства. Следуя врождённой сексуальной стратегии самцов — рыскать вокруг, совращать и уходить — много хорошего для своих генов не сделаешь, если получающееся потомство тут же съедается. Похоже, это одна из причин того, почему очень многие виды птиц моногамны (по крайней мере — относительно). Яйца, оставленные без присмотра на время, пока мать вышла поклевать червячков, долго не пролежат. Когда наши предки вышли из лесов, и перешли к жизни в саванне, они были должны справиться с целой армией хищников. И вряд ли это была единственная новая опасность для молодняка. Из-за того, что представители вида стали мозговитее, а их осанка стала более вертикальной, женская анатомия столкнулась с дилеммой: вертикальная ходьба подразумевает узкий таз, и, следовательно — узкие родовые пути, но голова младенца была больше, чем когда-либо до того. Это, по-видимому яляется причиной сильной недоношенности человеческих младенцев в сравнении с другими приматами. Детёныш шимпанзе может цепляться за мать очень рано, почти не мешая ей передвигаться, и не связывая её руки. Человеческие же младенцы ставят под серьёзную угрозу сбор продовольствия матерью! В течение многих месяцев они — комочки беспомощной плоти, приманка тигра.[10] В то же время, поскольку генетическое вознаграждение мужских инвестиций росло, ценность каждой инвестиции понижалась. Похоже, что охота веско фигурирует в нашей эволюции. С мужчинами, поставлявшими удобные, плотные пакеты белка, прокорм семейства был реален. Это, вероятно никакое не совпадение, что моногамия является более обычной у плотоядных млекопитающих, чем у вегетарианцев.

Но более всего — по мере увеличения человеческого мозга моногамность, вероятно, зависела от культурного программирования. Дети с двумя родителями могут иметь более высокий образовательный уровень, чем дети, которых воспитывает только один. Интересно, что естественный отбор как бы принимает это исчисление выгоды, и преобразует результат вычислений в чувство — в частности, в ощущение любви. И не только любви к детям; первый шаг к формированию прочной родительской единицы — и для мужчины, и для женщины — сформировать сильное взаимное влечение. Генетическая выгода от наличия двух родителей посвящена благосостоянию ребенка — потому-то и мужчины и женщины могут впадать в беспамятство друг от друга; включая и беспамятство очень длительное.