Моральное воспитание - [113]

Итак, у школы есть все, что нужно для того, чтобы пробудить у ребенка дух солидарности, смысл жизни в группе. Но если бы свойственная ему коллективная жизнь должна была бы внезапно остановиться в тот момент, когда ученик заканчивает учебу в последнем классе, если бы, покидая эту социальную среду, достаточно закрытую, дававшую ему приют в детстве, он вдруг оказывался заброшенным в одинокую жизнь в большом обществе, то уносимые им из школы ростки социальности могли бы легко завянуть, замерзнуть под воздействием холодных и сильных ветров, дующих в этих громадных социальных пространствах. К счастью, с некоторых пор школьное общество само стало испытывать потребность развивать за своими пределами разного рода ответвления, благодаря которым оно себя продолжает во взрослых обществах. Это послешкольные дела и организации, общества бывших учеников, попечительские общества, в которых бывшие и нынешние школьники встречаются и объединяются, вместе участвуя в социальной жизни. Они образуют не только превосходные школы гражданских добродетелей, но и имеют то неоценимое преимущество, что предоставляют ребенку в тот момент, когда он покидает школу, новую группу, которая его принимает, организует, заботится и держит в здоровом напряжении, которая позволяет ему избежать столь гнетущего влияния моральной изолированности. В общем, все, что может увеличить количество контактов между следующими друг за другом поколениями (а именно это и делают различные формы послешкольной деятельности), обладает величайшей социальной полезностью. В самом деле, каждое поколение обладает своим собственным характером, своим собственным образом мышления и чувствования, своими потребностями, своими особыми стремлениями. Здесь есть один факт, причины которого еще очень плохо изучены, но который неоспорим. Это лингвистические изменения в каждом поколении, изменения в модах, в художественных вкусах, в философских воззрениях. За космополитическим поколением следует поколение, приверженное узко национальному идеалу, или наоборот. За пессимизмом следует оптимизм, за религиозным догматизмом – анархизм и т. д. Эта моральная прерывистость поколений чревата опасностью превратить социальную эволюцию в череду сбоев, потрясений, придающих истории совершенно разнородные направления, если не принимать предупредительные меры для того, чтобы различные поколения сближались тотчас же и настолько полно, насколько возможно, с тем чтобы взаимно проникать друг в друга и уменьшать таким образом существующий между ними моральный разрыв.

Общее влияние преподавания

Мы видели, как школа, уже тем, что она является сложившейся группой, может привить ребенку привычки групповой жизни, потребность в привязанности к коллективным силам. Но помимо этого весьма общего воздействия, существует и другое, которое школа способна оказывать в том же направлении посредством разнообразных дисциплин, которые в ней преподаются.

Конечно, на первый взгляд может показаться странным, что образование может способствовать моральному воспитанию. Ведь образование относится к сфере теории, умозрения, а мораль – к сфере действия или практики. Но дело в том, что наше поведение связано с тем, как мы представляем себе вещи, к которым применяется наше действие. Наша мораль уже только тем, что мы существа интеллектуальные, опирается на ум. В частности, в соответствии с представлением, которое мы создадим себе о социальной реальности, мы будем более или менее способны к ней привязываться. Мы больше или меньше связаны с каким-то существом, в зависимости от того, как мы его себе представляем. Подобная концепция социальной реальности является теоретической, и преподаваемые дисциплины разного рода вносят вклад в ее формирование. Преподавание физических, естественных наук само по себе играет важную роль в этом процессе.

Так, существует определенное состояние ума, которое составляет очень серьезное препятствие для формирования чувств солидарности, и для борьбы с которым преподавание естественных наук особенно хорошо подходит; это состояние ума можно назвать упрощенческим рационализмом. Оно характеризуется фундаментальной склонностью считать, что в мире лишь то реально, что совершенно просто, настолько скудно какими-либо качествами и свойствами, что разум может уловить их одним-единственным взглядом и одним махом создать себе о них ясное представление, подобное тому, которое у нас есть о математических объектах. С этой точки зрения мы можем быть уверены, что имеем дело с неким подлинным элементом реальности лишь в том случае, если этот элемент может быть с очевидностью понят в непосредственной интуиции, в которой не осталось ничего смутного или неясного. Так, иногда говорят, что в телах единственное, что действительно реально, – это атом, простой, неделимый, без цвета, вкуса, звука, формы, размеров; это простое определение абстрактного пространства. Но что тогда представляют собой эти столь сложные качества звука, вкуса, формы и т. п., которые нам всегда даны только в смутных ощущениях? Простые видимости, порожденные тем, что мы не созданы для того, чтобы видеть реальные вещи. Когда мы рассматриваем их издалека и извне, через чувственных посредников, они сначала выступают для нас главным образом как туманности, в которых мы не различаем ничего определенного. Но если подвергнуть их мыслительному анализу, то тогда эта мешающая завеса будет разорвана, облако, закрывающее реальность и являющееся лишь продуктом нашей особой оптики, рассеется, и нераздельная, неразличимая, слитная масса, которую мы замечали ранее, превратится в констелляцию элементов, отделенных друг от друга, и вполне простых. Вместо спутанного набора свойств, смешанных между собой, перед нами будет, так сказать, система математических опорных точек. В целом это позиция, которая в Новое время нашла наиболее выдающееся и совершенное выражение у Декарта. Хорошо известно, что, по Декарту, реально лишь то, что может быть объектом ясной идеи, прозрачной для ума; для него ничто не может быть объектом столь же очевидным, как математическая простота.