Мораль святого Игнатия - [56]

Адвокат, в поведении которого Жасинт де Кандаль не заметил явной враждебности, держался спокойно и сдержанно, давая ему возможность придти в себя. Ректор постарался воспользоваться этой возможностью. Поверил ли он в обвинение? Нет. Дюран, как и де Шалон, имел прекрасные рекомендации. Сам де Кандаль не заметил за учителем ничего предосудительного. Однако, восемнадцать лет назад, когда он работал в Невере, подобный случай произошел с учителем и одним из учеников. Жасинт де Кандаль помнил тот эпизод. Это был его коллега, обаятельный и милый. Тогда, в Невере, скандал удалось замять. Преподаватель просто исчез, но слухи в городе долго не гасли, и неверская коллегия на следующий год недосчиталась многих учеников из общества. Боже, неужели? Могло ли подобное произойти в его коллегии — с Дюраном? Но постойте. Кто мог сообщить такое мадам де Галлен? Ведь это значит, что слухи уже вышли за ворота коллегии? Но как это возможно, когда в самой коллегии ни один осведомитель его ни о чём не проинформировал? Не происки ли это чертовых…

Отец де Кандаль напрягся. Голос его зазвучал уверенно и жестко.

— Я понял вас, Жофрей. Обвинение достаточно серьезно и, конечно же, должно быть расследовано. Я полагаю, что во избежание ненужной огласки его должны провести вы. — Он заметил, как при этих словах смягчилось лицо адвоката, который собирался потребовать, чтобы его допустили к расследованию. — Ваши затраты будут оплачены. Должны быть опрошены и мальчик, и педагог, и его коллеги, не обойдется, видимо, и без свидетельств тайных надзирателей, наблюдающих за учителями. Я сообщу их имена. Мне не было донесено ни о чём предосудительном, а мне докладывают еженедельно.

При этом, я надеюсь вы тоже поймете нас, Жофрей, — тихо продолжил Жасинт де Кандаль, — я не только не исключаю, но и откровенно подозреваю и прямо говорю вам об этом, что подобного рода сообщение может иметь целью дискредитацию коллегии со стороны… других учебных заведений города, которые заинтересованы в том, чтобы оклеветать нас. Ваша клиентка должна быть готова назвать это неизвестное нам лицо для возбуждения иска о диффамации.

Адвокат задумчиво почесал за ухом. Повернулся к мадам де Галлен.

— Вы поняли, мадам, что сказал мсье де Кандаль?

Женщина, сдерживая дрожь, повернулась к ректору. Она отчетливо произнесла:

— Я хотела бы убедиться, насколько сообщенное мне достоверно. Больше я никому и ничем не обязана.

Адвокат и ректор переглянулись. Ситуация усложнялась, но де Кандаль заметил, что де Мирель странно смягчился, и его взгляд стал задумчив и философичен. Под воздействием рассказанного ему клиенткой он ужаснулся, но после, вспомнив восторженные рассказы о коллегии своего племянника, усомнился. Помилуйте, да так ли это? Когда мадам Аманда категорически отказалась назвать имя своего собеседника, это усилило его сомнения в истинности сообщенного. А теперь жесткое высказывание де Кандаля наталкивало на ещё одну причину такого рода слухов. Иезуитские коллегии, дававшие прекрасное образование и воспитание, с их профессиональными учителями, имевшими уже три столетия славу лучших педагогов мира, где восхитительно кормили и следили за физическим формированием питомцев — и притом бесплатные… Все расходы оплачивала Церковь, зная, что из юношей вырастят здесь людей высоконравственных и порядочных и, конечно же, преданных матери-Церкви. Как могли конкурировать с ними светские и протестантские школы, с их дорогим обучением, дурным питанием и, что скрывать, никудышным воспитанием? Но что только они не готовы были сделать, чтобы дискредитировать конкурентов…

— Я полагаю, надо вызвать педагога, — задумчиво заметил адвокат.

Отец ректор кивнул и, позвонив, распорядился пригласить к нему отца Даниэля Дюрана. Тот предстал перед отцом де Кандалем через считанные минуты. Ректор пристально оглядел появившегося иезуита. Неужели он ошибся? Неужели ошибся Лаверти? Ведь знаток людей! Жасинт де Кандаль словно впервые смотрел на этого молодого человека с глазами Христа, нежными белыми руками, спокойного и безмятежного. Было заметно, что на мадам де Галлен внешность педагога произвела большое впечатление. Она недоумённо разглядывала молодого красавца с мягким взглядом чарующих глаз, с ласковой улыбкой на приятных губах. Растлителя сына, негодяя, заранее ожесточаясь сердцем, Аманда де Галлен представляла как-то иначе, хотя, если бы её попросили объяснить, каким он рисовался ей, она затруднилась бы ответить.

Между тем отец ректор, отчасти затем, чтобы самому успокоиться и избавиться от сомнений, отчасти, чтобы показать гостям, что намерен быть объективным, резко объявил учителю, что мадам де Галлен, мать его ученика Эмиля, обвиняет его в растлении сына. Жасинт де Кандаль впился глазами в лицо Дюрана. Однако, на лице отца Даниэля ничего не отразилось. Казалось, он просто в странной оторопи.

— Эмиль сказал вам, что я растлил его, мадам? — похоже было, что если бы отцу Дюрану сказали, что воскрес император Наполеон и снова собирается взять бразды правления в свои руки, в его голосе и то было бы меньше недоверия, — помилуйте, мадам, он, должно быть, и слов-то таких не знает!