Мораль - [12]

Но прибыл в Италию истинно русский

Откормленный, праздничный гусь.

Покамест кончалась гусиная повесть

Под небом Милана в обеденный час,

Пал Палыч на праздниках выпил на совесть

В борьбе с самогоном госспиртный запас.

Не счесть стоеросов в Советском Союзе:

Идейно Пал Палыч был ангельски чист,

Но, в силу подобных нелепых иллюзий,

Гуся из Булаковки слопал… фашист!

Александр Флит

«Будь жив!», № 10, 1925

«Ночь. Луна. Он и она»…

Если раньше парень, встретившись с девушкой, вел с ней разговор о луне и звездах, заканчивая обычно поцелуями в укромных местах, то они теперь уже говорят о новостях дня, о работе различных комиссий и т. п.

Ст. Деповка, Ю.-З. Рабкор «Рожок»

Итак, пускай круглится мелкобуржуазная луна и верещат кузнечики, - Серега Пазухин на них - нуль внимания, килограмм презрения. Серега Пазухин деловито смотрит на стрелки часов, поблескивающие под лунными лучами, и размышляет;

- Чорт! Баба - баба и есть. Сказала: ровно в 10 на скамье у забора. А теперь уже четверть одиннадцатого. Вот возьму - встану и уйду.

Серега Пазухин прячет часы и устраивается плотнее на скамье. О чем думать? Чем заполнить тягостное ожидание? Но вот за кустами хрустнул песок, вот мелькнуло белое пятно.

- Танюша!

Серега Пазухин срывается с места готовый бежать навстречу, но остается стоять и вынимает часы.

Еще несколько секунд (секунд ли? они почему-то ужасно длинные) - и Танюша Скворцова, радостная, в белом платье и красной косынке, улыбающаяся, стоит рядом.

- Вот и я!

- Вот и вы! - говорит Серега, приближая часы к ее лицу:

- 17 с половиной минут опоздания, товарищ Скворцова. Нужно приходить аккуратно к началу. Объявлено, кажется, ровно в десять?

Танюша заливчато рассыпается смехом. Ах, чорт дери, что это за странный глубокий грудной смех! Ужасно действует на нервы делового человека…

- Вам все - смешки! - ворчит Серега, пряча часы. - А между прочим, у женщин особенно опоздания и неявка входят в систему дня. Возьмем, например, вчерашнее собрание ячейки… Чего вы, между прочим, стоите? Садитесь, товарищ Скворцова.

Оба товарища садятся на скамью. О, нет! Не рядом - места много: она - на освещенном конце, он в тени.

- Так вот, возьмем вчерашнее собрание… - продолжает Серега. - Кого нет? Смагиной, Ивановой, Егорушкиной и, конечно, само собой понятно, Скворцовой… А собрание, между прочим, важное…

- Я, кажется, привела уважительные причины… - певучим голосом говорит Танюша Скворцова и смотрит прямо на разъясненную луну.

Ах, что за странный свет на лице! Как изумительно горят глаза!… И почему такой певучий голос? Как будто нельзя говорить просто, как все.

- Ерунда - ваши уважительные причины, - храбрится Серега:

- Отговорки! Женская отсталость и больше ничего… Я, собственно, позвал вас, чтобы как раз информировать о вчерашнем собрании, по вопросу о…

Он косится на Танюшу, мечтательно обращенную лицом к луне.

- Что вы все смотрите на луну?

- Ничего. Я вас слушаю, товарищ.

- Женская манера! Нельзя сразу два дела делать: или луна, или… текущие вопросы… Оторвитесь, пожалуйста, от луны!

- Ах, она такая чудная… Смотрите - и нос, и глаза… Как будто даже улыбается…

- Предлагаю немедленно отодвинуться в тень. Луна, между прочим, не включена в повестку и нечего на ней задерживаться… Луна как луна…

Танюша покорно передвигается в тень, и теперь она сидит - рукой подать от Сереги. Теперь лица не видно, но зато ужасно близко оказалась полная белая рука и - что это? Паутина коснулась его щеки? Нет, не паутина, ей-богу! Вероятно, волосы выбились из-под косынки… Не могут, ей-богу, коротко стричься!… Вот возьму и встану…

Пока Серега обдумывает создавшееся положение, где-то совсем близко заворочалась и начинает петь пичужка.

- Перехожу к информации по вопросу о хозобрастании… - решительно говорит Серега и сейчас же чувствует, как мягкая ладонь зажала ему рот.

- Тсс… тише, товарищ, - шепчет Танюша. - Соловей… Слышите?

Серега хочет вскочить, хочет крикнуть, что на обрастание, и что соловей лишен права голоса.

Но рука - она все еще на губах, она почему-то словно прилипла к его губам… Он молчит, боясь шевельнуться.

Только бы не послышался над ухом голос:

- Товарищи! На скамье просторно, а вы жметесь. Это ж не гигиенично.

Ив. Прутков

Красная Шапочка (Сказочка)

Жила- была на свете Красная Шапочка. И жил-был на свете волк. Волк был матерый, все время матерился. И хоть говорят, что волки огня боятся, только этот волк не боялся: чуть завидит вдали огонек пивнушки, так туда из своей волчьей ямы и попрется… А в пивнушке волку раздолье: сидит он там, зубы на всех скалит, бутылочками по головкам гладит и волчью натуру свою, знай, показывает.

Однажды собралась Красная Шапочка погулять… Идет себе, идет, наганчик в кобурке придерживает, штрафы с кого следует взимает, а солнышко на запад укатывается. Посмотрела Красная Шапочка вокруг и видит, что ночь настает… Ночь темная, хоть глазa выколи. И слышит вдруг Красная Шапочка здоровенное храпение под забором. А храпел-то волк.

- Эй, кто там? - спросила Красная Шапочка.

- А тебе на что? - рыгнул волк. - Здесь, мать твою, чертова бабушка лежит!

- Удивительно, - подумала Красная Шапочка. - Бабушка, а отчего у тебя уши длинные?