Мор. (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе) - [71]

– Вышибать! – проорал Полковник, и несколько тяжелых тел с треском выбили дверь. Суки торопливо втискивались в приемную, торопливо извлекали из подушек ножи, отчего и воздержались воры от атаки в лоб: у сук – ножи!.. Неожиданность. А еще не был доведен до нужного подъема их собственный боевой ажиотаж.

Внутренние двери санчасти тоже оказались заперты, суки их разбили. Они крушили и ломали скамьи, столы, чтобы использовать в качестве оружия; кровати, тумбочки, шкафы натаскали к входной двери, забаррикадировали ее, и как же хорошо, что на окнах решетки! Но их снаружи стали уже выламывать ломами, воры уже входили в раж, в этом им помогали Петро Ханадей, Самурай и другие старые воры, поднимавшие молчаливыми ценными указаниями их боевой дух, подначивая главным образом амбалов, которые и старались отличиться больше самих воров. Единственно Мор не присутствовал.

Зрители на вышках обиженно ворчали: они-то полагали, что гладиаторские игры совершатся на виду перед санчастью, а теперь, поскольку суки забаррикадировались изнутри, главное от их глаз будет скрыто…

Санчасть окружили со всех сторон: Бастилия! Воровское войско подходило к санчасти с двух сторон – и от бараков, и со стороны пищеблока, чтобы таким маневром отрезать сук от запретной зоны, простреливаемой с вышек, а то они станут прыгать в «запретку», – там преследовать уже невозможно.

Всё нарастал яростный рев, злобные звериные голоса выкрикивали в адрес осажденных непереводимые эпитеты, изнутри в ответ раздавались такие же: это уже был не воровской лай – вой.

5

Из секции 37-й «королевской» все ушли. Остался один Враль. Он знал, что у санчасти сейчас зарежут сук. Он знал, что это явление в тайге, в зонах, везде распространено, что имя этому «резня». Враль решил идти в КВЧ. Он был уверен, что Скиталец там. Скит как раз хотел забраться на чердак, оттуда санчасть была не видна, но как-то ориентироваться в происходящем можно было – отчетливо доносились рев, вой, рычание. Они залезли на чердак вместе. Метель прекратилась. Даже солнце выглянуло. Мимо открытого чердачного люка пропорхнули воробьи. Враль и Скиталец встали у люка чердака, прислушивались, молчали.

– Война, – сказал Враль, – натуральная война.

– Нет, – ответил Скит, – на войне хуже. Война – другое. Но похоже. На войне лично противника вовсе не ненавидишь, война потому и страшнее. – Прислушиваясь к крикам в зоне, он добавил: – На войне убивают потому, что так положено и приказано – убивай. И ты стреляешь. Один снайпер говорил: «Я его вижу, он у меня на мушке, но ничего к нему не чувствую, соседа по квартире презираю, а этого… Стреляю, понимаешь, потому, что надо; шлепнул, как муху, хотя понимаю – не муха».

– Ну что?! Слышно? – раздался снизу крик Мора. Скит крикнул в ответ, что да, слышно. Еще бы не слышно! Над зоной стоял такой рев, словно в зверинце шла битва между хищными зверями. Раздавались крики, ругательства, но они слились в единый рык. Такого адского крика Вралю еще не доводилось в жизни слышать. От этого он весь похолодел, хотя на чердаке и так жарко не было. Внизу хлопнула дверь: значит, Мор вернулся к себе в библиотеку. Затем они услышали, как там затренькали на мандолине, стараясь вывести мелодию «Санта Лючия». Скоро, не доведя мелодию до конца, Мор вышел в коридор и крикнул на чердак Скитальцу, чтоб сбегал на кухню к Ваньке Быдло и принес что-нибудь пожрать.

У санчасти тем временем воры соображали, а может, уже ничего не соображали – они почти перестали выть, что надо штурмовать санчасть с чердака.

Ханадей с несколькими старыми ворами стояли в стороне как символ воровской идеи, как групповой монумент, олицетворявший зло. Некоторые центровые воры, словно комиссары на фронте, «заводили» амбалов, рвущихся в санчасть, чтобы доказать свою преданность. Они и впрямь сейчас, в горячке, считали этот бой святым делом – у них или не было никогда, или сейчас потерялось чувство реальности. Распаляясь все более, они вряд ли понимали, во имя чего им надо достать других людей и убить. Воры взобрались на чердак. Здесь ломами, колунами, взятыми из кухни, принялись разбивать потолочное покрытие. Ломали в разных местах, чтобы, свалив потолок на головы сук, тут же самим ринуться вслед.

А на вышках за происходящим наблюдали с интересом. Этим парням на уроках политвоспитания тоже какой-нибудь идеолог наверняка объяснял, что данное событие прогнозировал (или запрограммировал) сам товарищ Ленин.

В битве за санчасть активно участвовали, конечно же, и Самурай и молодой вор Вася Котик. Воров не награждают орденами, но за удаль будут относиться с уважением, можно заработать авторитет. Для Васи это был первый крупный бой с суками. Самурай, конечно, бывал в разных переделках. На чердаке от пыли плохо видно, воры едва узнавали друг друга, но в этом и не было нужды – они слились в единый порыв бешенства, стали одним кровожадным организмом. Они обоюдно воспалялись азартом убийства, загипнотизировались коллективной жаждой уничтожения, потеряли страх, рубили покрытие потолка остервенело, и оно, наконец, рухнуло.

Когда потолок провалился, Самурай, падая вниз вместе с мусором, досками, услышал крик вора Витьки Стального: