Монтенегро - [21]

Эту ночь они провели на борту; никто из них так и не смог уснуть, и даже кок, казалось, был потрясен тем, что им удалось узнать об этой зловещей «Твердой Земле», к которой они причалили. Весь «штаб» собрался в кормовой каюте вокруг большого стола, на котором капитан Соленый разложил грубо нарисованную карту — уменьшенную копию той, что до сих пор красовалась на палубе.

Возник долгий спор, в котором каждый изложил свою точку зрения, поскольку донья Мариана, командующая на корабле всем, что не касалось навигации, решила на сей раз выслушать остальных, понимая, что ее решение в конечном счете зависит от того, существует ли хоть малейшая возможность найти любимого, ради которого она пошла на такой риск.

Бонифасио Кабрера сравнил новые сведения с тем, что он раньше слышал от провидца Бонао.

— В общих чертах его слова вполне подтверждаются выводами Якаре, — решительно заявил он. — Сьенфуэгос жив, и сейчас он далеко за морем, за высокими горами, к западу от этого озера. Это подтвердит и капитан.

— Возможно, это просто совпадение.

— У нас есть вариант получше?

— Идти пешком к Большому Белому.

— По территории мотилонов? — спросил Луис де Торрес. — Мне это кажется безумием, раз мы располагаем превосходной командой, но не солдатами, привыкшими драться с дикарями.

— Капитан?

— Согласен.

— На море у нас все преимущества, — настаивал Луис. — А на суше — ни одного.

— Но Сьенфуэгос — на суше.

— Возможно, ему удалось вернуться на побережье.

— Как?

— Уж как-нибудь сообразил.

Этот ответ прозвучал несколько неожиданно, но с другой стороны, в данных обстоятельствах он был единственно верным, поскольку не вызывало сомнений, что надежда найти человека на столь огромном, непознанном и враждебном континенте весьма невелика.

Корабль представлял собой крошечный кусочек Европы у берегов неизведанной земли, и если на борту они все же чувствовали себя в безопасности, то на суше, без защиты маленьких корабельных пушек, от которых, впрочем, было больше шума, чем толку, они оказались бы всего лишь жалкой горсткой авантюристов.

На следующий день донья Мариана приняла решение, и едва Якаре, спокойно проспавший всю ночь, открыл глаза, она провела его в трюм и показала бесчисленное множество хранившихся там безделушек.

— Можешь выбрать что хочешь, если поплывешь вместе с нами на поиски Сьенфуэгоса.

Якаре скосил глаза еще больше, протянул руку и схватил цветастые бусы.

— Всё, что хочу? — недоверчиво переспросил он.

— Всё, что сможешь унести.

Для простодушного купригери это было, без сомнения, величайшее сокровище, непреодолимое искушение для человека явно честолюбивого и бесспорно храброго.

— Я плыву с вами, — ответил он.

7

Земля содрогнулась.

Она глухо рычала, как если бы и в самом деле в ее недрах Мусо и Акар вели ожесточенный бой, оглушительный рев доносился из адских глубин, сея на своем пути разрушение и гибель.

Реки вышли из берегов, вековые деревья валились, словно карточные домики, рушились дома, погребая под собой жителей, и огромные провалы, возникая на пути бегущих, поглощали их, словно пасти громадных чудовищ.

Менее чем за двадцать секунд уютный, опрятный и налаженный мир пакабуев превратился в хаос, и народ, который на протяжении двадцати лет был уверен, что находится под покровительством богов, пославшим им самое исключительное существо на планете, теперь перед лицом великого бедствия был повергнут в отчаяние и неверие.

Но почему?

Что могло так прогневать благожелательных богов, что они превратились в наводящих ужас демонов?

Какой непростительный грех совершили пакабуи, что разом утратили расположение Мусо, в жилах которого течет зеленая кровь, рождающая бесценные изумруды?

Куда девалось могущество Кимари-Аяпель?

Почему они оказались бессильны противостоять кровожадному Акару?

Очевидно, обе сестры тоже задавались этим вопросом.

Теперь они сидели на стволе поваленной пальмы, глядя на развалины своей прекрасной хижины, и в их глазах читалось страшное замешательство. До сих пор они утешали себя мыслью, что их врожденное уродство объясняется особой милостью богов — и вот теперь боги от них отвернулись.

И выразили свое отречение более чем однозначно, словно пройдясь по всей стране невидимой рукой огромного разъяренного циклопа.

Кимари плакала. Аяпель выглядела совершенно потерянной.

Сьенфуэгос, раненный в руку обломком дерева, прошедшим насквозь, словно стрела, выпущенная из гигантского лука, смывал в реке кровь, косясь на удивительных созданий, от которых теперь, казалось, остались одни лишь тени.

Он грустил — не только потому, что сестры внезапно лишились всего имущества, но прежде всего потому, что землетрясение лишило их уверенности в собственном могуществе, а ведь они выросли с убеждением в своей силе.

Теперь же, покинутые богами, из исключительных, почти божественных созданий они превратились в обычных уродцев, сросшееся двухголовое существо с четырьмя ногами, а из защитниц и покровительниц своего племени в один миг стали изгоями.

Хотя, наверное, в том не было его вины.

Сьенфуэгос так привык к тому, что несчастья преследуют его по пятам, попутно обрушиваясь на тех, кого он любит, что и сейчас, вопреки желанию, не мог отделаться от мысли, что ему никогда не избавиться от своего проклятия, которое теперь свалилось на него с новой силой, заодно разрушив безмятежное существование пакабуев.