Монтайю, окситанская деревня (1294-1324) - [9]
Епископ.
На первом плане выделяются, разумеется, политические и сеньориальные власти. Основные нити управления сходятся в их руках... в принципе. Обе эти власти в случае Монтайю были соединены в одних руках, впрочем, благородных и близких руках графа де Фуа. Граф был сувереном всего пиренейского княжества, которое и называлось собственно графством Фуа и включало Монтайю. С другой стороны, уже внутри этого образования ему принадлежала частная сеньория нашей деревни (так же как в других соседних приходах существовали иные сеньоры, физическая личность которых никак не совпадала с личностью графа{45}). Дом Фуа, наделенный такими владельческими правами, был представлен на месте двумя персонами: шателеном и байлем[24]. Назначенный графом пожизненно, а даже и на время, шателен являлся проводником возможных «репрессий». Это персона военная; сильной рукой он подкреплял правосудие байля, когда тому приходилось преследовать преступника, или так называемого преступника, по горам и лесам. Кроме того, он исполнял функцию начальника тюрьмы как хозяин замковых застенков, равно как и людей, которых он сажал туда с кандалами на ногах (I, 406). В конце последнего десятилетия XIII века крепость на вершине Монтайю занимал шателен по имени Беранже де Рокфор. Нам немногое известно о нем кроме того, что жена у него была юной и красивой и был у них управителем Раймон Руссель. Вероятно, этот Раймон занимался землями сеньориальных угодий, принадлежавших замку. Угодья вряд ли были более тридцати гектаров полей и лугов (исключая леса), возможно, их площадь была намного меньше этой цифры. После смерти Беранже его место занял «вице-шателен», личность весьма тусклая, не относящаяся к числу родственников своего предшественника (должность была, в лучшем случае, пожизненной). Кажется, для этого вице-шателена время от времени ничего не было важнее, чем плясать под дудку местных богатых крестьян, если они пользовались доверием епископа Памье (I, 406).
Что касается байля, то он действовал строго в рамках домениальной сеньории. По определению Боннасси, байль[25] — это «домениальный агент, обязанностью которого было следить за регулярным внесением оброка и сеньориальных сборов, которыми облагались держатели... контролер и сборщик податей; он отправлял от имени графа право суда, и даже высшего суда»{46}. Такое разделение властей между «хранителем замка» с прерогативами военными и сеньориальным должностным лицом, специализировавшимся на правосудии[26], восхищало Монтескье{47}. Не будем преувеличивать его значения. Судя по фактам, на уровне нашей документации, именно судебные функции байля наряду с репрессивными и «покровительственными», проявлялись сильнее всего (байлия, утверждает Боннасси, изначально была направлена на опеку и покровительство[27]); деревенские байли, как известно из досье Фурнье, занимались при необходимости арестами еретиков; совместно с людьми из замка они преследовали по горам преступников всякого рода, разыскивали украденное, собирали оброк и даже десятину! Они рассматривали жалобы оклеветанного пастуха. Байль не всегда был способен урегулировать конфликты, вынесенные на его скромный «суд», заседавший на деревенской площади; подобный официальный арбитр мог скорее уладить дело полюбовно. Когда я был пастухом у Жана Бараньона из Мерана, — рассказывает Гийом Бай из Монтайю, — его жена Брюна Бараньон постоянно называла меня «еретиком». Однажды на пастбище Жан, сын моего хозяина Жана Бараньона, тоже назвал меня «еретиком». Я пожаловался местному байлю. После чего Понс Мале, уроженец Акс-ле-Терма, восстановил мир между мной и этим молодым Жаном Бараньоном[28].
Судья.
Вторая власть теоретически была инородной сеньории-байлии; она исходит от доминиканской инквизиции из Каркассона (II, 268); у нее были свои осведомители, свои стражи порядка, свои гориллы и свои пугала: именовавшиеся скромно «служителями», при случае они наносили совместный удар по поселянам земли Айон, вынося постановление о вызове последних в суд (1,172). У инквизиции была своя тюремная канцелярия, своя тюремная стража, которые направляли набеги и облавы на катарскую Монтайю в конце лета 1308 года, у нее были свои агенты среди белого духовенства, такие как Жан Страбо, одновременно деревенский кюре, нотарий инквизиции и нотарий общины (III, 88), такие как Пьер Клерг, монтайонский кюре, брат байля и двойной агент, о котором мне еще не раз придется говорить. С другой стороны, каркассонская инквизиция направила в Памье к епископу сильную и зловещую фигуру, брата Гайара де Помьеса, доминиканца: он добросовестно участвовал во всех следственных и карательных действиях Жака Фурнье.
Третья власть — епископ Памье, теоретически контролируемый сверху папством. В свою очередь он руководил местной монтайонской «иерархией»: кюре и иногда викарием{48}, которые были ограничены еще и рамками синодальной организации. Впрочем, епископ Фурнье выступал не только лишь искусным защитником римской ортодоксии. Он заботился также о благах сего мира и пытался возложить на поселян верхней Арьежи уплату десятины ягнятами, вечную причину деревенских конфликтов. Прежний граф де Фуа Роже-Бернар, защитник своих поданных, долгое время препятствовал этому десятинному натиску. После смерти Роже-Бернара (1302) этот натиск мог развиваться беспрепятственно с начала 10-х годов XIV века; и снова с 1317 года, с начала епископата Фурнье. При участии брата Гайара де Помьеса, каркассонского эмиссара, инквизиционный трибунал епископа Памье между 1320 и 1324 годами нависнет над Монтайю как черная туча. На двоих осуществляли в нашей деревне инквизиторский кондоминиум Каркассон и Памье, что сопровождалось постоянным соперничеством в верхах.
