Монстры - [185]

Внутри был кто-то живой. Не сладкое детское мясо, которое он так любил, а всего-навсего жесткая мужская особь. На него уставилась комичная физиономия. Круглые глаза. Смотрят дико. Глупый рот открывается и закрывается, как у рыбы. Он пнул коробку, чтобы открыть ее, но когда это не сработало, просто выдернул дверцы. Потом вытащил из убежища скулящего человечка. И это представитель того вида, который его подчинил? Это перепуганное крошечное существо с дрожащими губами? Он рассмеялся в ответ на мольбу, затем перевернул Гиссинга вниз головой и подержал так за одну ногу. Он подождал, пока крики не стихнут, а потом нащупал между дергавшимися ножками признак мужского пола. Невелик. Совсем сжался от страха. Гиссинг лопотал без умолку — нес какую-то чушь. Единственное, что воспринимал Кровавая Башка, — это тот звук, который вырывался изо рта человека сейчас, пронзительный визг, всегда сопровождавший выхолащивание. Покончив с делом, он бросил Гиссинга возле машины.

Разбитый двигатель загорелся, Король почувствовал запах. В нем не было столько звериного, чтобы бояться огня. Он уважал огонь, да, но не боялся. Огонь был для него инструментом, которым он пользовался много раз: сжигал своих врагов, кремировал в их собственных постелях.

Сейчас он отошел от машины, когда пламя добралось до бензина и вспыхнуло до небес. Его окатило жаркой волной, опалившей шерсть на груди, но он как завороженный продолжал смотреть на пожар. Огонь пожирал кровь металлического зверя, пожирал Гиссинга и бежал по рекам бензина, как резвый пес, взявший след. Кровавая Башка наблюдал за происходящим, усваивая новый смертельный урок.

Сидя за столом в своем кабинете, где царил хаос, Кут безуспешно боролся со сном. Почти весь вечер он провел у алтаря, часть этого времени — вместе с Декланом. Они не молились — рисовали. Теперь он держал перед собой копию алтарной резьбы и уже целый час просто смотрел на нее. Упражнение оказалось бесполезным. То ли смысл был чересчур туманным, то ли ему не хватало воображения. Как бы то ни было, он не многое сумел разобрать. На алтаре была изображена сцена похорон — это не вызывало никаких сомнений. Кроме этого, он почти ничего не понял. Возможно, тело захороненного было чуть крупнее, чем тела скорбящих, но ничего из ряда вон выходящего. Священник подумал о деревенской пивной, «Верзиле», и улыбнулся. Вполне возможно, что какому-нибудь средневековому шутнику вздумалось спрятать под алтарной тканью сцену похорон пивовара.

В коридоре давно утратившие точность часы пробили четверть первого, что на самом деле означало почти час ночи.

Кут поднялся из-за стола, потянулся и выключил лампу. Его удивила яркость лунного света, пробивавшегося сквозь щель в портьерах. Наступило полнолуние, и свет, хоть и холодный, поражал свои блеском.

Священник выставил экран перед камином и, шагнув в темный коридор, прикрыл за собой дверь. Громко тикали часы. Откуда-то со стороны Гудхерста слышалось завывание сирены «скорой помощи».

«Что происходит?» — удивился он и открыл входную дверь, чтобы посмотреть, не увидит ли чего. На холме горели фары автомобиля, а чуть дальше — целая стая голубых полицейских фонариков, мигавших ритмичнее, чем тикали часы за его спиной. Авария на северной дороге. Для гололеда рановато, да и недостаточно холодно. Он не отрываясь следил за огоньками, рассыпавшимися по холму, как бриллиантики по спине кита. Вообще-то прохладно. Не стоило бы стоять в такую погоду на…

Он нахмурился. Что-то привлекло его внимание, какое-то движение в дальнем уголке церковного кладбища, под деревьями. Лунный свет забрал все краски. Черные тисы, серые камни, белые хризантемы, роняющие лепестки на могилу. И черный в тени тиса, но ясно очерченный на фоне мраморной могильной плиты великан.

Кут вышел из дома на ватных ногах.

Великан был не один. Кто-то стоял перед ним на коленях — не такой огромный, человеческого вида, с поднятым вверх лицом, освещенным луной. Деклан. Даже с расстояния можно было разглядеть, что он улыбался своему хозяину.

Куту захотелось подойти поближе, чтобы лучше разглядеть кошмар. На третьем шаге под его стопой хрустнул гравий.

Великан, кажется, отреагировал. Неужели повернулся, чтобы посмотреть на него? У Кута душа в пятки ушла. «Нет, пусть он окажется глухим; молю тебя, Господи, пусть он не увидит меня, сделай так, чтобы я стал невидимым».

Мольба, видимо, была услышана. Великан ничем не выдал, что заметил его приближение. Набравшись смелости, Кут перемещался по кладбищу, от могилы к могиле, прячась за плитами, едва дыша. Он оказался в нескольких футах от своей цели и теперь мог разглядеть, как тварь наклонила голову к Деклану, издавая горлом звук, похожий на скрежет наждачной бумаги по камню. Но это было не все.

Деклан стоял на коленях в разорванной и грязной ризе, обнажив тощую грудь. Лунный свет высвечивал его ребра. Его поза, его взгляд — все недвусмысленно указывало, что это было обожание, примитивное и неприкрытое. Потом Кут услышал всплеск; шагнул поближе и увидел, как великан направляет блестящую струю мочи в лицо Деклана. Влага ударила в безвольно приоткрытый рот, побежала по торсу. Радостное сияние ни на секунду не погасло в глазах Деклана, пока он получал это крещение; мало того, он с готовностью поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, желая быть полностью оскверненным.