Монструм - [83]

Кто-то из них разбил транзит, и отряд «Белого луча», прихватив пленницу, испарился в густом фиолетовом тумане, полном ярких искр. Я стоял так некоторое время и пораженно смотрел на место, где они только что находились. Накативший на ладонь жар отвлек меня. Рана снова открылась, и повязка вконец пропиталась серебром. Светлые капли непрерывно падали в снег, бесследно сливаясь с его блестящей белизной.

Тут слабость насела на меня с невиданной силой. В голове помутнело, я рухнул на колени. Сильно тошнило. Казалось, я вот-вот упаду в обморок, а потому я просто прижимался лбом к снегу, ничего не соображая, желая лишь, чтобы эта слабость ушла. Затем нагрянул кашель, оставивший во рту стальной привкус.

– Он тебя разрушает, не так ли, парень? – спросил некто.

Почему-то я даже не удивился, хотя до этого рядом никого не было. Незнакомец помог мне встать и повел вперед, поддерживая на каждом шагу. У меня не нашлось сил даже взглянуть на моего спутника, я только слышал, как он мурлычет что-то себе под нос. Через некоторое время сквозь пелену в глазах я увидел серое здание. Простое и красивое, с подсвеченными фиолетовыми окнами, без единого вычурного элемента. Потому-то символ над входом казался не к месту. Я знал его – символ Вселенной. Полый круг, внутри которого водоворот Тьмы окружал звезду Света.

В здании воздух отдавал морозом. Вдруг стало так легко, будто все тяготы рухнули с моих плеч. Я поднял голову и увидел черную глубину космоса, коей являлся потолок. Звезды медленно и безмолвно отрывались от туманностей и стекали вниз. Полумрак огромного помещения освещался лишь этим небом да загадочным мерцающим светом, брезжащим из фиолетовых трещин в стенах.

Эхо отскакивало от каждой поверхности. Меня усадили на каменную скамью с резной спинкой. Только тогда я уловил перезвон: точно стекло, в нем звучали тихие мелодичные голоса. Казалось, они пели на незнакомом мне языке. Я сидел и с замиранием сердца смотрел на это грандиозное место – вглядывался в каждое из своих отражений в зеркалах, поражался далекому монументальному алтарю, напоминавшему нагромождение каменных лиц, подпирающих потолок. Возле него стояла группа эквилибрумов: одни что-то тихо бормотали, другие зажигали свечи светозарным огнем.

– Как тебе? – спросил незнакомец бархатным голосом. Он сел рядом и вытянул вперед худые длинные ноги. – Мне всегда нравились анимериумы – здесь никто тебя не подслушает.

Только тогда я с трудом повернул к нему голову – шея словно одеревенела.

– Ты кто такой?

Острая улыбка возникла на его губах. Красный спектр внутри меня встревожился от одного только облика этого приземленного.

На вид – мой ровесник. Поджарый юноша с приятным и харизматичным лицом. Выступающие скулы, тонкий нос. Зачесанные набок и выбритые на висках волосы казались седыми, цвета темного пепла. Левую бровь его рассекал глубокий и неровный шрам. Колкие глаза с каким-то довольством смотрели на меня из-под полуопущенных век. Взгляд доверия не вызывал. Незнакомец выглядел аккуратно и был одет во все черное: брюки, чистая рубашка, простой сюртук; на шее галстук боло. Обликом он напоминал проповедника.

– Нет, подумай! – выдал он с довольным видом и указал рукой на пространство анимериума. – Заоблачники научились верить и никого за это не убивать. Знаешь, кто их бог? Верно, никто! Эквилибрумам не нужны выдуманные друзья, которых можно обвинить в своих неудачах. Сама Вселенная – их божество. Кому хватит ума и смелости веровать во что-то иное? А раз мы – часть Вселенной, то мы сами себе боги, не так ли?

Прежде чем я успел ответить, юноша оживленно ткнул пальцем в эквилибрумов, шепчущих что-то перед алтарем.

– Что, думаешь, они молятся? – Он едко усмехнулся, отчего у меня внутри все сжалось. – Твои молитвы затеряются в космических просторах, среди атомов и звездной пыли. Но их услышат полумертвые. Мне всегда было интересно: а что же чувствуют заоблачники, обращаясь к своим друзьям, погрязшим в сомниуме после разрушения тела? Ощущают ли они призрачное биение их жизни, застрявшее в хранилище эфира? В сомниуме же можно пробыть и тысячу лет, и миллионы, кто знает, когда душа вернется в мир и вновь оживет? А пока с ними можно поддерживать одностороннюю беседу. Или же признаться в своих тяготах и грехах. А тебе определенно есть в чем каяться, Макс, я-то знаю.

Его улыбка стала еще шире, казалось бы, даже доброжелательней, но я ощущал, насколько хищной она была на самом деле.

Незнакомец притих, когда мимо нас прошел странный эквилибрум, облаченный в подпоясанный фиолетовый балахон. Его глаза и кожа выдавали в нем звезду, а вот волосы были необычного спектра – они отливали бронзой. Я понял, что читал о таких, как он, – служителях Анимериума. Анимусы и в Свете, и в Тьме отказывались от светозарного огня или мглистой черни, становясь, как их называли люди, коричневыми карликами. И все клеймили себя – на лбу мерцал пурпурный символ Вселенной. Они никогда не участвовали в битвах, полностью отдавались постижению окружающего мира, в буквальном смысле пытались наладить контакт со Вселенной и душами – живыми, мертвыми и ждущими возрождения. Любой, кто хотел выговориться или желал побыть чуть ближе к возрождающейся душе, всегда мог прийти к анимусам за помощью и покаянием.