Моногамия - [58]

— Я же тебе говорил, они угробят меня, — он пытался шутить и улыбнуться мне, но его едва было слышно.

— Тебе нельзя говорить. Береги силы, — меня душили слёзы, и я пыталась изо всех сил остановить и скрыть их.

Как, как это случилось, что мы нашли друг друга? Как я могла так ошибиться, как я могла не понять, что на самом деле он значит для меня, а я для него? Как долго и как жестоко я отталкивала его, он падал, поднимался и пытался снова и снова, а я всё толкала и толкала, пока не оттолкнула окончательно, навсегда. Навсегда ли…?

Пришла его сестра Мария. Мы вышли выпить кофе вдвоём ненадолго. Я спросила:

— Почему он один здесь? Где его мать, отец? Где ваши близкие, родные?

— Он не сказал тебе?

— Нет.

— Вы так долго встречались и ты не знаешь?

Она достала сигарету.

— Выйдем. Мне нужно закурить. Вообще-то я давно бросила, но в такие моменты без сигареты не обойтись.

Since Your Love (ft. Brandon Hampton)

Она затянулась с наслаждением былого курильщики со стажем.

— У него нет никого, кроме меня. Вся его семья, родители и две сестры разбились в автокатастрофе, и Алекс был тоже в той машине с ними… Он был самым младшим из детей, и мать держала его на руках. Видимо, она вовремя сообразила, что произойдёт, и каким-то чудом вытолкнула его в открытое окно. Ему было всего пять лет тогда… Машина упала в ущелье и взорвалась, они сгорели заживо на его глазах…. Алекс не разговаривал почти два года после этого, мы и сейчас никогда об этом не говорим. Это были страшные похороны, у нашей троюродной тётки случился инсульт прямо во время службы, хотя гробы, конечно, были закрыты. Моя мать вырастила нас обоих, и ей было очень нелегко, не финансово конечно, наша семья всегда была обеспеченной, просто они только развелись с моим отцом. Это было очень тяжёлое время для всех нас, поэтому для меня он гораздо больше, чем брат, Алекс — больная душа, за которую я в ответе.

Ужас сковал меня, мне показалось, я и ослепла и оглохла одновременно. У меня был настоящий шок от услышанного. Я не могла говорить, не могла думать. Это был ответ не на один мой вопрос, но на многие. Теперь мне открылось то, что делало его таким глубоким и таким умным, и то, почему на самом деле он с такой настойчивостью твердил мне о семье… Алекс, как никто, знал истинную цену тех событий и явлений, что происходят с нами в жизни. Как глупо, как бестолково растрачивать драгоценные мгновения жизни на условности, как недальновидно ограничивать себя рамками, жить в них…

— Так ты не родная ему сестра… — сказала я, просто чтобы что-то сказать и скрыть свой шок.

— Нет. Мы кузены, если по крови. Но если по жизни, я самый родной и самый близкий человек на этой планете у него. Ну, кроме тебя, — она посмотрела на меня с особым смыслом.

— Мне казалось, ты плохо относишься ко мне, — сказала я, почувствовав глобальные перемены. Мы словно стали ближе с ней.

Она ответила улыбнувшись:

— Каждая медсестра в этой больнице по кругу рассказывает романтическую балладу о твоей песне, вырвавшей Алекса из костлявых рук смерти. Думаю, эта история навсегда останется притчей в этой больнице, — она расплылась в теплейшей улыбке, а глаза её излучали любовь… ко мне!

Я оглянулась по сторонам: действительно, люди смотрели на меня, некоторые шептались, указывая на меня, в их взглядах читалась доброта и восхищение, их глаза благодарили меня за моё чудо, которое давало надежду и им тоже…

Глава 6

Avril Lavigne — Give You What You Like

Операция помогла Алексу, но ему требовалось дальнейшее лечение. Новый врач, Тони, импозантный итальянец с красивой проседью на висках, назначил химиотерапию и облучение — стандартные методы лечения в таких случаях.

Тони предупредил меня, что Алекс будет поправляться медленно, поэтому моя задача помочь ему как можно быстрее окрепнуть, чтобы начать терапию как можно раньше. Тони уверял меня, что Алекса можно вылечить полностью, что он будет жить, нам нужно только пройти лечение, что в нашей ситуации будет крайне непросто.

И я отдала Алексу всю свою любовь и заботу, какие у меня были. Я была ему не женой, я была ему матерью. Он восстанавливался действительно очень медленно, но чем дальше, тем быстрее. Через неделю нас уже отпустили домой, Алекс больше не просил меня уехать в отель или ещё куда-нибудь, он покорно выполнял, всё, что от него требовалось, и терпел меня. Он уже мог передвигаться, но с большим трудом, упорно отказывался от коляски. Я делала ему инъекции лекарств и капельницы, научилась этому быстро, мне пришлось, потому что Алексу было слишком тяжело переносить дорогу в больницу, а жить в ней он отказывался наотрез. Я делала ему перевязки: на спине у него три небольшие раны, одна от операции прямо на позвоночнике, и ещё две — отверстия, через которые специальный аппарат откачивал воду из лёгких. Я обрабатывала их перекисью, и американской смесью с запахом йода. Я готовила ему еду, разбивая в блендере сырые овощи и фрукты строго по инструкции от врача — у Алекса специальная диета для онкобольных. Наш главный овощ брокколи, и моя задача — постараться, чтобы Алекс съел её как можно больше. Поэтому я выдумываю, изобретаю новые рецепты, где главный ингредиент всё та же брокколи, но разнообразие в её приготовлении, вносит хоть какую-то привлекательность в питание Алекса. Накормить его проблема, очень большая проблема. Он и здоровым не отличался аппетитом, а теперь во время болезни питание давалось ему с особенным трудом. Он не капризничал, он действительно не мог есть, но старался. Старался, чтобы не обидеть и поддержать меня, отблагодарить за мою заботу о нём.