Моногамия - [162]

В тот же вечер, вернее, это уже была ночь, Алекс уехал на два месяца в Китай начинать новый очень большой и серьёзный проект возведения жилых экокомплексов — так сказала мне Габриель спустя две недели, когда я набралась храбрости спросить её, куда он подевался.

— Как же ты будешь справляться сама?

— Алекс велел во всём полагаться на тебя, он обещал, что ты во всём поможешь! Знаешь, я завидую тебе, он так уважает тебя! — она мило улыбается, но я почему-то ей не доверяю.

— Ну он будет навещать вас с малышкой, я надеюсь?

— Сказал, что в эти два месяца не сможет приехать ни разу, так как должен быть постоянно на месте — ему нужно всё наладить там. На самом деле я просила его взять нас с собой, но ты же знаешь какая сейчас экология в Пекине.

— Да, я видела, люди в масках передвигаются по городу. Это ужас вообще. Ну, хорошо, если что-нибудь понадобится — звони, приходи.

— Конечно, дорогая, спасибо тебе!

Я улыбнулась ей в ответ такой же фальшивой улыбкой, как и она мне. Интересно, догадывается она или нет? Судя по тому, как скоро она прибежала за Алексом, дав нам лишь несколько мгновений побыть наедине, не то, что догадывается, но, наверное, даже и знает. Я открыла Габриель для себя в новых гранях: она невероятно умная, хитрая, находчивая. Ничто не способно столкнуть её с пути, когда она идёт к своей цели. Я даже восхищаюсь в глубине души ею, ведь сама то я сдала свои позиции не то что быстро, а с космической скоростью.

Lotte Kestner — I Want You

Прошёл месяц, и Габриель сообщила мне торжественно, что она ждёт второго ребёнка. Уже три месяца как. Можно ли передать то, что я при этом испытала? Нет, нельзя. Бальзам, пролитый на мою рану, прекратил своё действие, и она стала ныть с новой силой, ещё больнее, ещё острее, потому что пользование лекарством не прошло даром — оно дало надежду, и теперь эта бестолковая надежда ранила ещё больше, ведь пришло понимание её обманчивости. Первое, что пришло мне на ум при этой новости — он спит с ней и делает ей детей. Он оставляет в ней своё семя, это интимно, это любовь, он хочет быть с ней. Что я для него тогда? Ничто? Воспоминание? Что это было там, на чердаке? Он хотел поцеловать меня или нет? Или мне показалось… Тогда почему его лицо было так близко? Какого чёрта? Что он делает со мной? Дразнит? Издевается? Мстит?

Опустошение и боль, нестерпимая, терзающая боль. Боже, как я хочу его, как же я хочу его целиком, хочу заниматься с ним любовью, хочу спать с ним в одной постели, пить кофе из одной чашки по утрам, хочу принимать душ с ним вместе, печь ему торты, лечить его, когда он болен, хочу ощущать его в себе, хочу чувствовать его тепло, хочу видеть его рядом и прижиматься к нему, хочу вдыхать его запах, хочу любить его…

И тут в моём мозгу появляется страшное: «Я не могу жить так больше, у меня больше нет сил, я не хочу… жить». О, ужас. Я потеряла к себе уважение после этой мысли. Никогда, никогда в жизни я не могла представить себе, что окажусь настолько слабой, немощной. Я погнала её прочь, эту страшную мысль, я сделала над собой усилие, встала и двинулась, сделала шаг, потом ещё один, затём ещё, и ещё, и ещё… Я шла, я шла жить дальше так, как смогу, просто жить, просто дышать, просто смотреть на море, слушать дождь, ощущать ветер… Я старалась вспомнить, срочно вспомнить всё то, что радовало меня в жизни помимо… этого человека. Я завела машину и поехала в магазин, я купила чёрный шоколад, кока-колу, пирожные эклеры — то, чего не ела ни разу с тех пор, как вышла замуж за Алекса.

Потом я поехала в кино и смотрела комедию, потом я была в клубе и слушала рок музыку. Это была группа Zucchero, импозантные старички- итальянцы исполняли невероятно красивую песню Il Suono Della Domenica, не знаю, о чём она, но её звуки растекались в моей душе живительным миром. Мне как будто стало легче. Как прекрасна всё-таки жизнь, как много красивого и хорошего мы не замечаем, игнорируем, концентрируясь не на том, на чём нужно. Я рада, что мне полегчало, и с этим чувством я покидаю клуб и еду домой. Моя боль притупилась, теперь с ней можно жить и я буду, буду всегда и несмотря ни на что. Не в моём характере совершать самоубийства, не в моём.

Алекс не приехал через два месяца, он смог только через четыре. Он навестил жену и дочь, они гуляли по побережью обнимаясь, а я могла их видеть лишь издалека со своей верхней террасы. Я сидела спиной к стене и бурно рыдала, в голос. Дома не было никого кроме меня, а святое семейство не могло слышать — слишком далеко они ушли. Алекс не навестил Лурдес, и это был уже сигнал бедствия.

Fleurie — Sirens (Audio)

После этого случая я окончательно взялась за свой размякший мозг: моя цель выбить из себя всю эту хандру и сосредоточиться на своих детях и своей жизни. Мне захотелось коренных перемен, и я уволилась из Университета, устроилась в банк в Отдел Кредитных Историй. Им требовался человек с хорошим знанием математики, чтобы помочь программисту выстроить верные алгоритмы работы с кредитным прошлым клиентов текущих и будущих, то есть максимально автоматизировать процесс принятия решений по выдаче кредита. Я снова начала работать над своей диссертацией, и дело пошло в гору, это уже было достижение. Два раза в неделю помимо йоги я танцевала в группе современного танца, а для этого также пришлось подкачаться в тренажёрке, поскольку современный танцы требуют не слабой физической подготовки. Наконец, мне удалось вынырнуть из своей депрессии, надолго ли?