Моногамия - [113]

— Я наслаждался твоим телом, брал то, что нужно мне, чего требовала моя природа…

Плачу ещё сильнее, эмоции переполняют меня: наши потребности совпадают как уникальный замок и единственный ключ к нему…

— Это — гармония, Лера, — нежный бархатный шёпот.

Я чувствую, как мы соединяемся, как его горячая шёлковая плоть заполняет меня, медленно погружается, давая мне то, чего я так жажду, проникает легко, но не оставляет ни миллиметра свободным.

Наши тела созданы друг для друга, наши интимные органы — уникальная пара, наш секс — безупречен.

Алекс неотрывно смотрит мне в глаза, забирая с собой в свой мир ощущений, его красивое лицо искажается наслаждением первого проникновения, я слышу его тихий короткий стон, его веки тяжелеют, но карие зрачки цепко держат мои, не отпуская ни на мгновение. Я понимаю, он возбуждается ещё больше, глядя на меня, на мои реакции. И я не знаю, что изображает моё собственное лицо, но наслаждение от соединения с ним немыслимо. Моё тело глубоко зависимо, и в это самое мгновение оно получает дозу своего долгожданного наркотика высочайшего качества. Вероятно, именно наркоманское удовлетворение и написано на моём лице, потому что Алекс, совершая первые, невыносимо гибкие движения своим красивым рельефным телом, вновь шепчет:

— Гармония, Лера… Теперь ты видишь её? Чувствуешь?

— Гравитация… Универсальное фундаментальное взаимотяготение…

Утром мы улетели домой на самолёте, принадлежащем корпорации Алекса, но я помнила, что третье желание Мерседес так и осталось невыполненным.

По дороге домой из аэропорта, сидя уже в машине Алекса, я всё же рискнула спросить его:

— Расскажи, что ты натворил с Мерседес в 16 лет.

Он быстро взглянул на меня:

— Она что-то говорила тебе?

— Не она, Ян.

— Не ожидал от него такой болтливости.

— Расскажешь?

— Да, хотя ненавижу подобные разговоры и вообще эту тему. Расскажу по двум причинам, во-первых, ты имеешь право знать мою версию событий, а во-вторых, если я не расскажу, ты напридумываешь себе с три короба. Как обычно.

— Не правда, я всегда опираюсь только на факты. Рассказывай.

Signals — Júníus Meyvant

— Ну в общем, причина произошедшего стара, как мир — это деньги. Большие. Видишь ли, Лера, горнодобывающая компания, которую сейчас так браво возглавляет Ян, была основана моим отцом и его другом Генрихом. Несмотря на тесную дружбу, финансовый интерес они разделили чётко и юридически: 30 % Генриху за идею и 70 % моему отцу за капитал. Таким образом, уже в 10 лет вопрос моей женитьбы на Мерседес был решённым, причём случиться это должно было одновременно с наступлением моего совершеннолетия. К мысли этой меня приучали заблаговременно и весьма настойчиво. К тому моменту, когда речь зашла о детях, мне уже исполнилось 15 лет. Тот год был, мягко говоря, непростым для меня, и так случилось, что одна неосторожная беседа о нашем неизбежном с Мерседес потомстве, которое уже с нетерпением ждали, привела к тому, что я взбунтовался. Конечно, в 15 лет меня совершенно не трогал глубокий финансовый смысл происходящего: фактически планировался жёсткий семейный распил моей 70 % доли, которую я долен был уже вот-вот унаследовать. Опасность для них заключалась в том, что к 18 годам я мог поумнеть, это раз, мог встретить девушку и влюбиться, это два, мог нарваться на какого-нибудь умника, который вразумил бы меня, и объяснил о каких деньгах вообще речь, и чем грозит мне этот брак, особенно, если у Мерседес родится ребёнок. Страх упустить компанию был так велик, что они фактически положили Мерседес в мою постель. Тут всё просто: мне 16 лет, половое созревание в самом разгаре, гормоны бушуют во всю, и вдруг я обнаруживаю посреди ночи рядом с собой красивую, зрелую девушку в чём мать родила. Я уже умалчиваю о нюансах мужской физиологии в этом пикантном возрасте, но у той ситуации исхода в принципе не могло быть иного, кроме как того, который имел место. Это стало происходить регулярно, и родители Мерседес не просто знали, они поощряли, строго следя за нюансами, догадаешься сама какими. Меня напрягал не факт самого нашего свободного подросткового секса под молчаливым одобрением родителей, но то, что мы каждый день засыпали и просыпались вместе. На что это похоже? Правильно, на брак. В 16 лет мне казалось, что ничего страшнее этого нет, хотя тот факт, почему они так стараются женить меня, уже тогда был вполне очевиден, просто не казался таким уж важным. Защитить меня было некому, поэтому я стал размышлять, как выкрутиться самому. Не придумал ничего лучше, как прикинуться дурачком, а мне это было не впервой. Я стал безобразничать и этим я убил сразу двух зайцев: отвадил Мерседес, уже намертво застрявшую в моей постели, и напугал её родителей, под опекой которых находился, а значит они отвечали за моё безнравственное поведение. Больше всего они испугались того, что я могу наделать побочных детей, пытались вразумить меня, а я, сообразив, что система работает, прикинулся невменяемым и совсем пошёл в разнос. В конце концов, им стало жаль свою дочь, которая уже во всю билась в истериках, и они меня выдворили на 2 месяца раньше срока. В следующем году, я уже считался достаточно взрослым, к счастью, и не поехал к ним совсем. Правда, с деньгами меня всё равно обставили, сыграв на моём страхе женитьбы и на подростковой жажде развлечений ещё более блестящую партию, нежели по своему первоначальному плану. Первые деньги я получил за пол года до фактически возникновения моего права на них, и таким образом сам же попался на крючок. А в день своего 18-летия я подписал документы, согласно которым отказался от своей 70 % доли в предприятии в пользу Генриха, в обмен на 3 % эквивалент в наличности. Это оказалась вполне приличная сумма, хотя и безбожно меньшая в сравнении с тем капиталом, от которого я отказался. Как я потрачу эти деньги — никого не волновало. Слава Богу, мне хватило ума позаботиться о себе самостоятельно — я сразу оплатил своё Университетское образование на весь срок обучения вперёд, хотя с профессией в тот момент ещё даже не определился. На оставшиеся деньги уехал путешествовать, так как учебный год уже был упущен. В тот год я объездил почти весь мир и понял, кем хочу быть, к чему буду стремиться. А Мерседес — эгоистичная капризная девочка, которая привыкла получать всё, что захочет и никогда не слышать слова «нет». Мой отказ стал для неё чем-то вроде краеугольного камня, и она решила, в итоге, любыми путями добиться своего, несмотря на мои протесты и заверения в полнейшем отсутствии каких-либо перспектив в этом направлении. Короче говоря, в этой истории она — далеко не жертва, какой хочет казаться, и одного внимательного взгляда на неё достаточно, чтобы понимать это.