Монголия. Следами номадов - [11]

Народ Монголии жил в окружении многочисленных древних храмов и крепостей, и потому город не был здесь новинкой, но всё же видно, что нелегко полностью решиться на переселение в каменные дома. Не делается это по причине какого-нибудь «древнего кочевого инстинкта», но потому что трудно применить такую технику строительства, которая бы лучше всего соответствовала климату Монголии. Жители каменных домов более мучительно переносят летнюю жару, когда термометр показывает до 40° тепла, чем свистящий от весны до осени холодный ветер. И потому в этом году жители Улан-Батора не стали ждать жары, а уже ранней весной выехали в свои летние юрты. С берега Толы можно было наблюдать белеющие юрты, находящиеся у подножия гор и разбросанные по всей окрестности. На площади Сухэ-Батора длинные очереди людей ожидают автобусы, чтобы добраться до своих летних жилищ, находящихся на удалении десяти или пятнадцати километров. Рабочие и служащие убегают из города, из разогретых домов в более прохладную долину.

Летние юрты немного отличаются от юрт кочующих пастухов, только тем, что деревянные части конструкции цветные, а внутреннее убранство изготовлено на фабрике мебели. Нередко встречается в юртах мебель из алюминиевых трубок. Войлок стены юрты подвёртывается снизу, чтобы ветер продувался через стенную решётку, в то время как войлочная крыша полностью предохраняет от солнечных лучей. Во многих юртах проведено электричество. В связи с большими расстояниями между отдельными юртами во время больших праздников, приходящихся здесь на лето, монголы оставляют свои войлочные юрты и направляются на место торжества с временными брезентовыми палатками. Такая маленькая палатка называется майхан. На двух вертикальных шестах прикрепляется деревянная поперечина, перебрасывается через неё брезентовое полотнище – и палатка готова.

Городская юрта

На территории города всюду кипела стройка. Кое-где нужно было далеко объезжать улицы по причине их массовой застройки. Для каждого жителя города, однако, не хватало места в больших каменных домах. Часть людей жила в так называемых «дворах» хаша. Над Толой окольная дорога шла между такими дворами, окружёнными оградой на столбах высотой с человека. Из интереса я переступил выкрашенные в голубой цвет ворота одного из таких «подворий». Внутри находилась юрта, около неё тянулись меньшие помещения, один сеновал и один сарай для хозяйственного инструмента. Юрта стояла на деревянном полу, называемом шал. Такое устройство не подходит для кочевого образа жизни, но оно хорошо спасает от зимней стужи. Доски размещены на невысоких козлах или положены прямо на землю. Внутренняя обстановка в юрте бывает различной и зависит от возможностей семьи.

Хозяин юрты выходит мне навстречу, а увидев, что я иностранец, приветливо просит меня войти внутрь. Я осматриваюсь вокруг с большой заинтересованностью, так как это «городская юрта», этнографический парадокс.

Рядом с дверями, по их левой стороне, стоит небольшая полка, а на ней ряд книжек главы семьи. Перед ней находится стол, на котором лежит тарелка со сладостями. Рядом со столом два стула, которые не подходят к внутренней обстановке, так как в юрте удобней сидеть на войлочном ковре. Деревянные бока кровати и большие, заменяющие шкафы сундуки украшены старыми монгольскими мотивами, линиями в виде меандра. На красном фоне виднеется несколько оттенков красок между зелёным и жёлтым. Когда-то я видел также печку с железной топкой, установленную посреди юрты и служащую для приготовления пищи. Дым выходил через трубу, выпущенную через прежнее дымовое отверстие – отверстие в вершине крыши юрты. Вершина юрты – это деревянный круг, подпёртый двумя резными и покрашенными стойками. Кровать была прикрыта занавеской, как и кухонная полка, находящаяся направо от входа и служащая для хранения домашней посуды. За печью находится низкий столик, настоящий монгольский стол. Хозяин дома работает водителем в государственном предприятии. Угощая меня монгольской водкой, он рассказывает мне интересные подробности из своей жизни. Водители являются «современными продолжателями старинной кочевой жизни». Не раз выезжал он в длинные многодневные поездки по обширной стране. Другое дело, если в течение получаса проезжаешь один urton. или 35 км, а следовательно, столько, сколько прежде составляла продолжающаяся весь день дорога конной почты. Следовательно, скорость увеличилась, а шофёры стали кочевниками новой Монголии. Шофёр является в этой стране почти что символом.

Бродячая жизнь шофёра кроме красивых моментов имеет также свои плохие стороны. Раньше странствующий пастух исхаживал вдоль и поперёк степь вместе со своей семьёй, шофёр же в это время должен на долгое время расставаться с родными. К прежним эмоциям путешествия присоединились новые. Вместо коня этого странника сопровождает машина, а уход за ней требует знания техники. Мой хозяин хорошо освоил искусство вождения и ремонта машины ещё в техникуме. Это очень важное качество, потому что в бескрайних степях он должен надеяться только на собственные силы, если в машине что-то сломалось. База обслуживания автомобилей часто находится на расстоянии в несколько сот километров. Во время последующих наших поездок я имел возможность наблюдать, как монгольские шофёры прекрасно справляются с машиной, совершенно чужой их прежнему укладу жизни и прежним занятиям. Машины порознь или их караваны одновременно с телефоном и телеграфом являются аортами пульсирующей жизни страны. Часто и охотно организуются здесь колонны грузовых автомобилей. Вместо прежних караванов верблюдов они везут по степям шерсть, промышленные товары, продовольствие, лекарства и книжки. Караваны автомобилей осуществляют уже иного типа содружество, не только для того, чтобы его участники вместо верблюдов и яков вели машины, но также и для того, чтобы они удовлетворяли потребности и служили интересам целой страны. Монголы называют шофёра джолоч, что означает «возчик». Выражение это есть памятка давних времён.