Монгол - [142]

— Ты считаешь, что эта война станет для них несчастьем?

Кюрелен выбрался из юрты и стоял, наблюдая за шумно собиравшимися в поход воинами. Джамуха стоял с ним рядом. До них доносились громкие возгласы, смех, шутливые споры и размолвки. Кони перебирали ногами, ржали, вставали на дыбы, крутились на месте. Вокруг стоял жуткий шум. Лица воинов блестели под толстым слоем жира и грязи. Многие размахивали арканами, пытаясь накинуть их на стоящих рядом людей или всадников и стащить их с коней. Все сопровождалось шуточками и восклицаниями восторга при виде особенно удачного броска. Воины часто ввязывались в шуточную борьбу, и звук свистящей стали добавлял шум и возбуждение в лагере. Все казалось ярким, волнующим и постоянно меняющимся.

— Я их не видел такими веселыми уже долгое время, — заметил Кюрелен. — Они пьяны от радости и возбуждения и с нетерпением ожидают сражений.

— Потому что они отравлены мечтой о победе и славе, а этому здорово помогли моления и предсказания жрецов и священников.

Кюрелен, не отрываясь, глядел на воинов.

— Хотелось бы тебе верить. Но на свете все не так просто, как об этом рассуждают умные люди, — задумчиво протянул он. — Я верю, что в людях живет любовь к сражениям, и это не только потому, что их воображение подогревают хитрые слова священников или вождей. Нет, жажда борьбы в крови человека. Правда, бледные подобия людей, без живой крови, отрицают такое, но правы ли они?

— Ты считаешь, что мужчины предпочитают проливать кровь и рады мукам, смерти и ненависти, а не миру, безопасности и дружбе? — не поверил ему Джамуха.

Кюрелен медленно кивнул:

— Да, потому что мир и безопасность утомительны и сводят людей с ума. Люди говорят, что когда они находятся под защитой стен, сила исчезает сама по себе и может себя сожрать, как прикованное к цепи животное. Сталь, кровь и смерть во время войны — это то, что требует буйный дух людей, мистически склонных к самопожертвованию и самоутверждению. Во время войны человек ощущает большую безопасность, чем приносит ему мир и покой, ведь он ощущает себя частью огромного общего дела и может служить под началом действительно великого полководца.

Кюрелен улыбнулся, глядя на бледное и взволнованное лицо Джамухи.

— Как сделать так, чтобы мир не оказался монотонным, скучным и гниющим, как стоячая вода, ведь иначе он будет противоречить стремлениям человека. Мир должен оставаться волнующим, требовать самопожертвования и помогать человеку оставаться полным сил и желаний. Джамуха, ты этого никогда не найдешь в философских книгах, в сухой пыли, отложившейся на мертвых лицах. — Кюрелен рассмеялся. — Наше учение принижает людей, а война их вдохновляет. Умирают не они, а мы. Мы заканчиваем свою жизнь, а они продолжают жить.

Джамуха молчал. Он внимательно наблюдал за чем-то, а потом неожиданно промолвил:

— Взгляни на лица женщин. Они не радуются и не смеются. Они полны скорби и страха!

Кюрелен тихо сказал:

— Так, Джамуха, происходит из-за нашей греховности. Мы не должны обращать внимания на женщин.

Джамуха, осмелев, отправился к Субодаю, Шепе Нойону и Бельгютею. Они стояли поодаль рядом с Касаром и обсуждали последние приготовления к походу. Бельгютей улыбнулся Джамухе и завистливо заметил:

— Счастливчик, ты отправляешься с нашим господином, а мне приказали оставаться здесь. Кюрелен станет править в отсутствие Темуджина.

Об этом Джамухе не было ничего известно, он-то считал, что обязательно останется дома. Бесцветные щеки его побагровели, и он прикусил губу. От ярости он вообще перестал остерегаться, если бы заранее обо всем подумал, то поговорил с каждым нойоном по отдельности, но сейчас просто взорвался от злости:

— Что вы думаете об этом походе? Вы — люди или безмозглые животные? Разве вам неизвестно, что мы станем сражаться не за себя, а ради жадности богатого старика Тогрул-хана?

Друзья не верили собственным ушам, но потом, переглянувшись, опустили глаза. Никто не стал отвечать Джамухе. Только Касар посмотрел на него, а потом хищно усмехнулся, вытаращив глаза.

— Субодай, — в отчаянии обратился Джамуха к молодому паладину. — Неужели ты ничего не хочешь сказать?

Субодай посмотрел на него, его лицо было холодным и суровым. Он тихо промолвил:

— Желание моего господина — мое желание. Я живу, чтобы ему повиноваться. Я уже говорил тебе об этом, Джамуха Сечен.

Шепе Нойон усмехнулся, а потом заметил:

— Что ты хочешь, чтобы мы сделали? Не повиновались нашему хану и отказались следовать за ним?

Бельгютей захохотал. Ему нравился Джамуха, но он понимал, что сейчас тот был абсолютно серьезен. Он кинул взгляд на Касара, который, как всем было известно, бешено ревновал Темуджина к его анде, и решил превратить разговор в шутку.

— Мы не нравимся Джамухе. Он хочет со всеми нами расправиться и стать первым советником нашего батыра, хотя он сейчас его лучший друг.

Субодай и Шепе Нойон сразу поняли Бельгютея, посмотрели на Касара и переглянулись.

— Да, я знаю! — засмеялся Шепе. — Ты нас ревнуешь, Джамуха. Мы все отправляемся с нашим батыром и с тобой, Джамуха!

Джамуха промолчал. Он уловил какие-то недомолвки в их рассуждениях и удивленно переводил взгляд с одного на другого, потом резко отвернулся и в отчаянии пошел прочь.