Монгол - [129]

Джамуха с криком проснулся. Снаружи занимался бледный серый рассвет, кто-то стоял на пороге юрты. Джамуха был настолько испуган и измучен, что громко вскрикнул.

В юрту вошел Субодай, с ним — Аготи. Они были очень бледными и судорожно переводили дыхание. Джамуха понял, что случилось нечто ужасное.

— Господин, — мрачно сказал Субодай, — Аготи мне только что сообщил, что Чутаги удавился на поясе своей первой жены в собственной юрте.

Джамуха потерял дар речи и не мог отвести испуганных глаз от бледного лица Субодая. Тут заговорил Аготи. Он говорил очень почтительно, но в его словах можно было различить победные нотки:

— Он объяснил женам, что должен умереть, потому что предал нашего хана.

Субодай, увидев, как растерян Джамуха, почувствовал к нему жалость.

— Все хорошо, Джамуха Сечен. Мы должна объявить людям, что он умер по твоему приказанию.

— Нет! — заорал Джамуха. — Я не позволю так говорить!

Воины поклонились и покинули юрту.

Джамуха плашмя растянулся на ложе. Он метался из стороны в сторону, громко стонал, ему было плохо от одолевающих его страшных мучительных дум. Потом его вытошнило. По телу пробегала боль, и он подумал: «Я умираю».

Он страстно призывал к себе смерть.

Но через некоторое время успокоился и закрыл глаза.

Джамуха думал: «Я все сделал правильно. Я мог поступить только так».

Глава 26

Джамухе казалось, что раньше судьба лишь играла с ним, а теперь решила помучить.

Никто, кроме Кюрелена, не желал с ним встречаться. Никто не приветствовал его с почтением, как того требовало его положение. Сначала Джамуха злился, а потом начал тревожиться. Его влияние сошло на нет. Люди волновались и уже не скрывали от него своего недовольства, с надеждой разглядывали горизонт. Люди в открытую роптали, обсуждая приближение холодов. Они говорили о том, каким толстым стал лед на реке по утрам. Женщины высказывались даже громче и резче мужчин, открыто критиковали Темуджина. Жены самого Темуджина говорили Борте:

— Наш господин о нас не заботится. Говорят, что он очарован персидской красоткой и позабыл и о нас и о тебе, его первой жене и матери его сына.

Борте смотрела на сына и скрежетала зубами. Кровь ее горела от ревности и ярости: неужели эта «персючка» красивее, чем сама Борте?

Борте погружала маленькие пальцы в роскошные длинные черные волосы, отливающие бронзой, пыталась разглядеть себя в полированном серебряном зеркале и надменно улыбалась, видя, что стала еще краше, чем прежде. Она разлеглась на ложе, продолжая улыбаться, любовалась крепкой грудью, бедрами и ляжками и перестала думать о Темуджине.

Джамуха с каждым часом все больше убеждался, что в селении назревает мятеж.

Он видел, как Субодай не торопясь расхаживал по орде, и его почтительно приветствовали люди — они его боялись. Однако после его ухода возмущенный шепот становился еще громче. Субодай почти не спал, от этого у него сильно осунулось лицо, но встречаясь с Джамухой, не упрекал его ни словом, ни взглядом и обращался почтительно, но тем не менее постоянно о чем-то беседовал с нокудами. Сначала Субодай думал, что волнующихся людей следует строго наказать, но потом понял, что таким образом можно спровоцировать настоящий мятеж. Он убеждал нокудов говорить о скором возвращении Темуджина и о том, что хан уже покинул город караитов. А распространенные ими слухи о том, что названый отец очень доволен Темуджином, который возвращается с новым отрядом воинов и везет с собой великие богатства, а также упоминание имени могущественного Тогрул-хана на время успокоило людей и заставило их задуматься над тем, не придется ли им отвечать перед сильным и властным Тогрул-ханом, если они продолжат болтать лишнее или поднимут мятеж.

Положение оставалось весьма сложным, и хитрый и проницательный Главный Шаман Кокчу понимал это лучше всех. Субодай не мог ничего доказать, но был уверен — большинство неприятных слухов исходило именно от Кокчу, и поэтому как-то вечером навестил шамана.

Кокчу неплохо относился к Субодаю, он даже ему нравился, так как шаман обожал красивые вещи и красивых людей. Кроме того, он уважал правдивость и чувство собственного достоинства, хотя над этим посмеивался.

Субодай был красивым и честным человеком, у него была одна жена, которую он сильно любил. Кокчу с удовольствием приветствовал Субодая и пригласил сесть с ним рядом. Он выгнал из юрты женщин и своего помощника, молодого шамана. Кокчу не удивил визит Субодая, хотя почему-то думал, что первым придет Джамуха.

Гость, улыбаясь, сел, выпил предложенное ему хорошее вино и отведал ужин шамана. Кокчу был в хорошем настроении.

— Я сегодня наблюдал за учениями твоих наездников. Ты, Субодай, храбрый и умный человек. Что делал бы без тебя Темуджин?

Субодай с достоинством склонил голову, выслушав льстивые слова.

— Возможно, ты прав, Кончу, но я пришел к тебе за советом. Люди волнуются, они недовольны. Ты у нас Главный Шаман, они тебе поклоняются. Я прошу, чтобы ты запретил им болтать попусту, иначе болтунов и шептунов ждет суровое наказание. По нашим законам это считается предательством.

Кокчу широко развел руками:

— Я уже говорил им об этом! Но, сын мой, ты же понимаешь, что у них есть основание для недовольства. Зима уже на носу, и мы должны были давным-давно перебраться на зимние пастбища. Люди боятся голодной зимы. Разве это их вина, что Темуджин покинул нас?