Монастырь - [8]

Дальше, конечно, было понятно — стремительное расширение, планета погружается в горячую звездную атмосферу, все живое, не обладающее разумом и не способное перенести температуру плавления, обращается в протовещество или вовсе переходит в нематериальное состояние — в зависимости от соотношения физических постоянных…

— Птица стала для тебя знаком… — произнесла Асиана и подошла к Аббаду так близко, что он решил, будто она хочет коснуться его кончиками пальцев. Это могло нарушить его планы, прямого прикосновения он не вынес бы, броня, которую он на себя надел, растаяла бы сразу, как цветы паронника в свете красных звезд. Испуг его был быстрым, и так же быстро Аббад с ним справился, уложившись в те микросекунды, которыми отмеряются неконтролируемые и, по большей части, невоспринимаемые эмоции. Если Асиана заметила…

— …И нетрудно понять, каким это был знак, — продолжала Асиана, не заметив, похоже, мгновенного испуга Аббада. Или не обратив внимания. Или не показав, что заметила и оценила. — А Тали? Если склейка стала для тебя знаком любви, то для нее…

Вопрос, к которому Аббад долго готовился. Сначала ему требовались секунды, чтобы дать ответ, не окруженный множеством вопросительных знаков, свидетельствующих о лжи. Наконец он достиг автоматизма, каким владеют звездные путешественники, способные принимать решения в квантовые доли мгновения, когда от решения зависит, попадешь ли ты в атмосферу выбранной планеты или в корону звезды, или даже в ее недра. Неприятных ощущений не оберешься… Аббад стал звездным путешественником — и сумел добиться автоматизма, отвечая самому себе на заданный Асианой вопрос.

— Для Тали это был знак приятного знакомства, — услышал Аббад свой голос даже прежде, чем вопрос отпечатался в сознании. — Это был знак долгой дружбы. Она…

— Ты должен был понять это сразу, верно? — мягко сказала Асиана.

— Да, но…

Аббад позволил себе передышку. Сейчас монахи размышляют над его ответом. Он не сможет больше отвечать, будто конечный автомат, над которым ставят эксперимент по контролю разумности. Он не выдержит, броня уже истончилась настолько, что может прорваться…

Аббад отступил на шаг и закрыл глаза. Он видел теперь инфракрасную картину, потерявшую четкость: Сатмар неподвижно сидел в кресле, предавшись размышлениям, Крамус бродил по комнате, меняя маршрут случайным образом, Асиана по-прежнему стояла перед Аббадом, внимательно его рассматривая, волны ее взгляда ощущались, как теплые потоки.

— Да, но я в тот момент не думал о ее чувствах, — пробормотал Аббад.

И это была правда. Птица исчезла, будто сожженная светом Чианутры, Аббад смотрел на Тали и видел не девушку, но ее духовную суть, ее нематериальное «я», внутренние сплетения смыслов, ее ум… видел все, что хотел видеть, и только то, что хотел. Он был слеп, да. Но разве каждый влюбленный не слепец в своем роде? Чтобы правильно понять человека, нужно быть беспристрастным. Отрешиться от эмоций. Не ощущать — только думать. Неужели Асиана полагает, что в тот момент Аббад мог думать?

Вместо Асианы ответил Крамус, переставший кружить по комнате.

— Я тоже был таким, — сказал монах задумчиво. — Да, представь себе. Резонанс не может не ощущаться на любом уровне — сознательном, подсознательном, духовном, нематериальном… Это как вспышка сверхновой. Это… Это любовь, вот и все. Ты хочешь сказать, что ощутил резонансное состояние, которого не было на самом деле?

— Я принял за резонанс всплеск собственных эмоций, — покаянно произнес Аббад.

Крамус кивнул. Асиана покачала головой. Сатмар сидел неподвижно, скрестив руки на груди и глядя в окно.

— Сколько времени это продолжалось? — мягко спросила Асиана.

— Семь циклов.

— Ну-ну, — пробормотал Сатмар.

— Бедняга, — сказала Асиана.

Крамус бросил на Аббада проницательный взгляд, но рта не раскрыл.

— Когда ты понял, что… — начал Сатмар, и Аббад поторопился с ответом, он боялся, что, промедлив, выдаст себя — психологическая броня стала уже такой тонкой, что единственный рискованный вопрос мог бы…

— Когда настало детское время, — перебил он Сатмара, возможно, слишком невежливо, но монахи должны простить его волнение, — Тали не захотела ребенка. Все стало ясно.

— Все стало ясно, — повторил Сатмар.

Что ему стало ясно? Что? Мгновенный испуг сделал защиту совсем тонкой. Больше Аббад не мог сопротивляться. Открыть себя. Невозможно. Он проиграл. Он…

Нет. Спокойно.

— Все стало ясно, — сказал Аббад. — То есть, стало ясно мне. Тали понимала суть наших отношений с самого начала, это очевидно.

— Семь циклов. Не слишком ли много? Нам не доводилось прежде встречаться с таким взаимным непониманием. Твой случай уникален.

Аббад молчал. Любое сказанное им слово могло сейчас быть истолковано только против него.

— Если знание о природе резонанса сугубо теоретическое, — подал голос Крамус, — то, полагаю, это возможно.

— Теоретическое знание о природе резонанса? — поднял брови Сатмар. — Это оксюморон, друг мой.

— Итак, — произнесла Асиана, чей взгляд был чист, прозрачен и понятен, насколько вообще могут быть понятны мысли монахов, — прожив столько времени с любимой женщиной, ты понял, наконец, что это была не любовь, но всего лишь материальная близость… так?