Монахини и солдаты - [184]

— Что ж, ничего страшного, — сказал Манфред, — поскольку он не против. Думаю, ей нужно, чтобы он с его хорошим мнением о ней был рядом.

— Да…

— Она не могла вынести, чтобы Граф уехал с черными мыслями о ней.

— Ты прав. Чуточку ласки — и черные мысли быстро сменятся светлыми. Но на месте Тима я бы обеспокоилась.

— А я не стал бы. В Тиме есть нечто детское, что совершенно покоряет Гертруду…

— Она чиста, а Тим беспутный, ты сам это видишь.

— Да. Может, это даже освобождает ее после всех тех лет, прожитых с Гаем.

— Она была неровня Гаю. Вышла за человека во всем выше нее. Все мы тогда так считали.

— Разве, Вероника? Нет, Тиму ничто не угрожает. Он действительно везунчик, если б на него напали грабители, они его никогда б застрелили.

— Он бы улестил их.

— Нет, ему просто везет, как пьянице. Он даже может радоваться, что нашелся такой человек, как Граф, чтобы развлекать Гертруду в его отсутствие.

— Такой благородный, ты имеешь в виду! Да, Граф — благородная душа.

— К тому же он и Тим хорошо относятся друг к другу.

— Ладно, Тиму нечего опасаться, а ей?

— Хочешь сказать?..

— Не думаешь ли ты, что он снова сбежит к своей любовнице?

— Нет, да и зачем ему это делать, он счастлив, влюблен.

— Не будь таким сентиментальным, Манфред. Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Полагаю, Эд Роупер всем рассказал ту историю.

— О любовнице? Гм, он рассказал тебе.

— Да, но я никому не проговорился.

— Конечно, ты у нас невозможный молчун! Гертруда была потрясена. А все-таки что именно произошло? Думаю, ее лучше не спрашивать?

— Да, не надо. В любом случае все благополучно завершилось.

— Я слышала, Тим затевает бизнес с Эдом Роупером, то ли кружки, то ли спички, то ли еще что-то подобное. Это правда?

— Да, я даже косвенно участвую в этом финансами.

— Я бы и пенса не вложила в Тима Рида.

— Эд проследит за всем, он не дурак.

— У нас нет никаких доказательств, что Тим настоящий художник.

— Мы никогда их и не искали.

— Так и знала, что ты это скажешь. Гертруда собирается оборудовать великолепную студию, где он будет развлекаться, когда они переедут в Хаммерсмит, или Чизуик, или другой какой район в низине, от которого они сейчас с ума сходят. Я бы ни за что не стала жить возле этой вонючей реки. Года не прошло, как Гай умер, а она уже в постели с другим мужчиной обсуждает обои! Жаль, что Гертруда переезжает с Ибери-стрит. Это конец целой эпохи.

— Она даже раздает фамильные портреты, — вставил Манфред.

— Неужели? Мне она не предлагала.

— А мне собирается передать Сарджента, ту головку Джудит, двоюродной бабушки.

— Это очень маленькая картина.

— Зато самая ценная. Я много лет говорил ей, как нравится мне тот портрет.

— Ты неисправим. Полагаю, она раздает картины ради успокоения совести. Откупается от нас, на большее мы не можем рассчитывать. Ты считаешь, Гертруда действительно вернется к преподаванию?

— Думаю, попытается.

— Накупила кучу мудреных книг, которые, держу пари, не прочитает.

— Она не ученый, но, возможно, хороший учитель.

— Она все рассуждала, как они оба будут работать. Я считала, что это чистая фантазия. Видно, она верит, что Тим в самом деле заработает на жизнь.

— Почему бы ему не зарабатывать? Зарабатывал же он раньше.

— Больше похоже, что он проматывает Гертрудины деньги.

— А мне кажется, он не так помешан на материальных благах, как все мы.

— Еще научится тратить. Но если серьезно, Манфред, неужели тебе приятно будет видеть, как состояние Гертруды бездарно тает?

— Мне, — ответил Манфред, — и правда будет грустно видеть, как исчезают деньги, которые наш прадед заработал с таким умом и стараниями.

— И кому-то из нас досталось кое-что, а кому-то — ничего! По крайней мере, Джозеф всегда жаловался, что ни гроша не получил. Любопытно, так ли это, учитывая, сколько он промотал на ту свою сучку, и я до сих пор не знаю, что случилось со «Страдивари».

— Давай не будем касаться сегодня Джозефа, Вероника. Гай был так прискорбно равнодушен к деньгам.

— Он хотя бы не потерял их.

— Равнодушен, — грустно сказал Манфред. — Никогда не слушал никаких советов. Еще коньяку?

— Спасибо. Интересно, кому они достанутся, если Тим не растранжирит. Как по-твоему, будут у них дети? Я знаю, что Гертруда не способна иметь детей, но они могут взять приемного.

— Могут, когда привыкнут к супружеской жизни. По мне, из Тима получится отец.

— Да? Вот Джанет разозлится. Значит, деньги тебя, по крайней мере, интересуют?

— Чьи, Гертруды?

— Правда, у тебя своих предостаточно.

— Когда это кого останавливало? Всегда хочется еще и еще. Только бедняки не хотят денег, дело в принципе, а его у них нет.

— То есть тебя это могло интересовать, даже если не интересовала она сама.

— Какую же степень цинизма ты мне приписываешь, Вероника.

— Я подозревала, что ты неискренен. Тебя привлекала она. Не просто деньги.

— Ты непременно хочешь, чтобы я признался в этом.

— Надо сказать, что ты недостаточно старался.

— Что я мог сделать, если ты и Джанет были против меня?

— Ты смеешься. У тебя хотя бы достало чувства ответственности, чтобы сохранить деньги для семьи.

— И приумножить их, так что Джанет следовало относиться ко мне получше.

— Конечно, у Джанет и меня были разные причины…