Монах - [46]

— Я благословляю свою дочь, — сказал он, — которая задержала меня в монастыре Святой Клары, что мне позволило оказать вам эту маленькую услугу. Если бы не она, я не был бы на улице в этот час и мы не встретились бы при таких беспокойных обстоятельствах. Вы здесь — в доме моего брата, который будет огорчен тем, что его не оказалось в Мадриде и он не смог сам вас здесь принять. Но в его отсутствие хозяин дома я, и от его имени уверяю, что все, что находится во дворце Медина, — в вашем распоряжении, и я прошу вас воспользоваться этим, как вам будет угодно.

Я предоставляю вам, Лоренцо, вообразить мое удивление, когда я узнал, что мой спаситель — не кто иной, как Гастон де Медина, и что я вижу перед собой отца моей дорогой Агнес. В это время он как раз рассказывал, что она окончательно приняла обет, но я встретил эту новость с видимым безразличием. С той минуты, как я ее нашел, все остальные препятствия казались мне незначительными. Я очень рассчитывал на то доверие, которым пользовался мой дядя при Римской курии и которое должно было помочь получить разрешение освободить ее от обета. Укротив боль, которая сжимала мне сердце, я совершил невозможное, чтобы выказать дону Гастону признательность за те заботы, которыми он меня окружил.

Что касается убийц, то я сильно подозревал, что знаю, откуда направлен этот удар, и не хотел требовать расследования, которое открыло бы дону Гастону преступление его сестры, что одновременно раскрыло бы меня как Альфонсо де Альворадо, а я слишком боялся, что, узнав это, он предпримет все меры, чтобы держать меня подальше от Агнес. Главным для меня было — не позволить ему узнать меня под каким-либо другим именем, нежели Раймонд де Лас Систернас. Я сказал ему, что скромность запрещает мне говорить о деле, где непосредственно задета честь одной высокопоставленной дамы, он понял, что настаивать не стоит, и перестал задавать мне новые вопросы на эту тему.

Однако Теодор продолжал заниматься моими делами, и его усилия наконец увенчались успехом. Едва я поправился, как он мне объявил, что ему удалось подкупить садовника монастыря Святой Клары и тот согласен принять меня в качестве своего помощника.

Четыре дня я работал в саду монастыря, не встречая Агнес. Наконец на пятое утро случай мне благоприятствовал. Я услышал звук ее голоса и уже побежал к ней, как вдруг увидел настоятельницу и остановился. Я быстренько вернулся назад, спрятался за большим стволом дерева и постарался подслушать их разговор. Аббатиса подошла и села рядом с Агнес на скамейку, находящуюся неподалеку. Она начала ей громко выговаривать: меланхолия-де — оскорбление Дома Божьего.

Плакать из-за потери любовника в ее ситуации было преступлением, но плакать из-за его вероломства — верх безумия и просто бессмысленно. Затем, когда юная послушница сообщила, что аббатису ждут в приемной, та ушла.

Не успела она скрыться из виду, как я направился к моей дорогой Агнес, но, опасаясь, как бы мой вид не вызвал у нее внезапного волнения, я принял чрезвычайные меры предосторожности. Но сердце уже ее предупредило. Она подняла голову, и я почувствовал, что она тут же обо всем догадалась.

Задохнувшись от удивления, она попыталась убежать, но я удержал ее, умоляя выслушать меня. Она с яростью оттолкнула меня и приказала покинуть сад. Просьбами, клятвами, мольбами мне удалось уговорить ее не спешить сразу уходить. Она сказала, что сейчас у нее нет времени поговорить со мной, но назначила мне свидание на одиннадцать часов вечера, и с этой надеждой мы расстались. Она поспешила вернуться в келью.

На свидание она пришла вовремя, и я смог наконец рассказать ей причину моего исчезновения в ту роковую ночь пятого мая. Мой рассказ сильно взволновал ее, и она стала горько упрекать себя за то, что разуверилась во мне и решила принять обет. Но теперь слишком поздно: ее судьба решена, она приняла обет, отныне нас разделяет несокрушимая преграда, и мы больше не сможем увидеться по эту сторону могилы.

Я умолял ее не отчаиваться, рассказывал ей о своем дядюшке, герцоге-кардинале де Лерна, который имеет большое влияние при Римской курии и легко поможет мне получить для нее освобождение от обета.

Она напомнила о своем отце, который, как сказала она, оставался неколебимым в этом вопросе и который никогда не позволит своей дочери нарушить его собственные обязательства по отношению к Богу. Я пытался убедить ее обойтись без его согласия.

— Раймонд, — ответила она, — я люблю отца и никогда не смогу отказаться от его нежности. Кроме этого несчастного обстоятельства с моим обетом, он всегда относился ко мне с самой нежной любовью, ни на миг не переставая обо мне заботиться. Кроме того, мои обязательства по отношению к небу добровольны, и смогут ли люди освободить меня от них, если моя совесть не позволяет мне этого.

Я начал возражать, но раздался звон монастырского колокола, созывающего монахинь, и Агнес ушла, не забыв назначить мне свидание на следующий день в этом же месте и в тот же час. Наши беседы повторялись часто. И вот теперь, дорогой Лоренцо, я нуждаюсь в вашей снисходительности. Взвесьте все обстоятельства наших свиданий, вспомните о нашем отчаянном положении, о нашем чувстве, о нашей молодости, о нашей длительной привязанности друг к другу, и вы поймете, что искушение было слишком сильным. Однажды вечером честь вашей сестры была принесена в жертву моей страсти.