МОНА - [5]

- Нет, не могу, - может быть, мне показалось, но произнес это Герман с разочарованием.

Или я хочу, чтобы так было? Ведь я же не думала, что следует он за мной только для того, чтобы вернуть потерянное.

- Гости ждать не будут, - усмехается, поведя стройными плечами.

Обходит меня, его удаляющиеся шаги не дают покоя. Я резко разворачиваюсь посмотреть, как его длинные ноги ступают по каменной кладке. Руки все еще ощущают прикосновения его пальцев, когда он отдавал мне заколку.

- Герман? – внезапно даже для самой себя окликаю его.

А он не оборачивается. Не идет дальше, но и на меня не смотрит. В точности, как я, несколькими минутами ранее.

- Покуришь со мной? Всего пять минут.

Хотите – верьте, хотите – нет, но я его улыбку могу прочувствовать. Как самодовольно растягиваются пухлые розовые губы, как в голубых глазах вспыхивают искорки азарта. Все мужики – мудаки, некоторые просто выглядят, как ангелы. И последние, кстати, - мудачье конкретное.

Если надеется на еще один недопоцелуй, то уж хрен ему. У Германа крылья выросли. Он в мою сторону летит, у него губы подрагивают – от предвкушения, наверное.

- Просто покурим, - напоминаю я.

- Да я понял, - отзывается мелодичным голосом официант, - не дурак.

Не дурак – однозначно.

- Жаль только, что ты куришь, - говорит, когда ведет меня по тропинке.

- Почему это? – со смешком отвечаю. – Что плохого в курящих девушках?

Мы пришли к небольшой старой лавочке со стёртой краской, на которой тут же Гера (нравится мне это уменьшительно-ласкательное) развалился. Достает пачку сигарет, я следом вытаскиваю из блестящей сумочки свои «Davidoff».

- В курящих девушках ничего плохого нет, - философствует, выдыхая дым. – Красивые, - акцентом украшает это слово, - курящие девушки – это нехорошо. Это проблема.

- Тебе столько лет-то? – смеюсь, стряхивая пепел кончиком пальца.

- Двадцать, - с гордостью улыбается.

Боже. На пять лет я старше этого мальчика. В какой момент мне перестало быть восемнадцать? Только вчера ведь школу заканчивала. Время летит так стремительно, что подохнуть хочется от этой скорости. От скорости все погибают.

- А тебе сколько? – осторожно неуверенно спрашивает Гера.

Я думаю, правду ли сказать. Может, отшутиться?

- В матери тебе гожусь, - говорю, и начинаем вместе смеяться.

Дальше так и курим: смеемся, затягиваемся, переглядываемся, снова смеемся.

- Лолита меня зовут, - представляюсь через минуту.

Гера задумчиво кивает.

- Хорошее имя, - держит между пальцами сигарету, которая почти уже до конца выкурена. – Красивое.

Мой новый знакомый наклоняется и тушит ее об железную урну, бросает в нее окурок, а потом закуривает новую. От моей осталась половина, и я выдыхаю в теплую летнюю ночь дым. Много дыма. Мне хорошо сидеть здесь - на лавке, где, как мне стало ясно, отдыхает персонал отеля. Я не хочу возвращаться к гостям, которые говорят ни о чем - деньгах, деньгах, деньгах… Ни о чем.

- Вообще-то, мне нельзя находиться здесь с тобой, - слабо отзывается высокий молодой парень, глядя на меня сверху вниз. - Точнее, гости обычно курят в другом месте. Мне даже нельзя было хватать тебя за руку и отводить в сторону, но невеста готова была на тебя наброситься, и я испугался. Чувствую, выговор я получу конкретный.

Шампанское уже ударило мне в голову. Поздно меня уговаривать вести себя правильно.

- И ты говоришь мне это только сейчас? - усмехаюсь, поправляя складки на коротком красном платье. - Сколько мы уже разговариваем? Десять минут? Пятнадцать? - Киваю головой. - Тебя, наверное, оштрафуют. За то, что так повел себя со мной. Но мне понравилось.

Он оглядывает всю меня робким взглядом. Герман слишком хороший, не мой тип мужчин.

- Оно того стоит, - наконец, отзывается, затягиваясь вновь.

В униформе официанта он не выглядит блеклым, как его коллеги. Напротив, - выделяется. Красивый. Очень красивый.

- Сегодня моя подруга выходит замуж, - выбрасываю бычок и поднимаю глаза вверх. - Так много гостей, угощений, музыкантов, а мне почему-то хочется быть тут.

Гера поднимается на ноги, вскидывает глаза к ночному небу, полному ярких звезд. Выкидывает через пару мгновений бычок.

- Ты должна быть со своей подругой сейчас, разве нет?

- Ты хочешь, чтобы я ушла?

- Я этого не говорил, - он переводит взгляд голубых глаз на меня.

Пьяным голосом я заявляю:

- Богатые люди избалованные и испорченные, ты так считаешь?

Улыбнувшись, Герман глядит на свои длинные изящные пальцы, сплетенные вместе.

- Я так не считаю, - через полминуты отвечает он, качнув головой. - Но ты, и правда, избалована и, как мне показалось, слишком любишь себя.

Я откидываюсь на старую облезлую лавочку и складываю руки на груди. Уверена, выгляжу я смешно, однако приятнее считать, что у меня важный вид.

- А что плохого в том, чтобы любить себя?

- Ничего. Если ты не задеваешь этим других.

Фыркнув, я подсаживаюсь ближе к нему, к краю лавки. Мое колено касается его ноги. Он возвышается надо мной, внимательно оглядывает.

- И чем же тебя задела моя чрезмерная любовь к самой себе?

Он изгибает бровь. Губы сами расплываются в улыбке. Мы находимся слишком близко друг к другу. Даже в темноте я могу вновь перечитать имя на его бейдже.