Mon Agent, или История забывшего прошлое шпиона - [123]

Бородач даже крякнул от удовольствия, объясняя свою теорию отношений с противоположным полом. Длинноволосый сосед задумался, устремив ярко-зелёные глаза куда-то сквозь тюремные стены. Наконец он улыбнулся и сказал:

— Наверное, ты прав, мой мудрый сосед: женщины-мотыльки просто знают, что я из тех мужчин, кто скорее умрёт, чем будет ловить их! Или, поймав, может сломать их крылья! По-видимому, я буду вечно бегать со своим сачком!

Бородач испытывающе посмотрел ему в глаза и снова добродушно рассмеялся, одобрительно покачивая умудрённой головой. Его более молодой собеседник присоединился к нему. Тюремщик в коридоре невольно удивился тому, как удачно складываются отношения между двумя заключёнными. Посмеявшись, Бородач испытующе посмотрел на Учителя и уже очень серьёзно произнёс на арамейском:

— Почему-то мне сразу показалось, что ты знаешь, о вечности, человек Книги! Как звали тебя в жизни земной и как зовут сейчас?

— Как только меня не величали! Но тогда, в незапамятные времена, я был просто плотником из Назарета! Это уже потом меня стали называть Учителем! А как ты узнал, что я иудей — человек Книги?

— Потому что только вы можете вкладывать два, а то и более смыслов, в одно и то же предложение! И только вы можете вызывать в других одновременно восхищение и неприязнь!

Тут уже настала очередь Учителя засмеяться и отдать должное язвительной наблюдательности пожилого араба, умершего много столетий назад.

— Наверное, ты прав, мой мудрый друг! Действительно, только мои соплеменники умеют писать истории, в которые трудно поверить нормальному человеку, но которым, тем не менее, поклоняется половина человечества! И только мы можем иногда любить то, что ты называешь Книгой, больше, чем друг друга, своих соседей и здравый смысл!

— Тебе ли не знать этого, Иешуа! — печально и со значением произнёс имя Учителя Мохаммад. — Но что бы ни написали о тебе последователи, истории о твоей жизни помогали и мне! Особенно когда приходилось в очередной раз бежать уже от моих соплеменников!

— Да, я знаю, каково удирать от своих родственников и знакомых, рядом с которыми прожил столько лет! Очень трудно не забыть о том, что ты посланец Божий, когда сломя голову бежишь сквозь кусты или прижимаешься к своему ослу, ночуя под открытым небом!

— Верить в себя и своё предназначение всегда гораздо труднее, чем просто верить в Бога! — подтвердил пророк, тоже хлебнувший лиха во время своих многолетних приключений на Аравийском полуострове.

— Возвращался ли ты на Землю после того, как попал в небесное измерение? — с профессиональным интересом спросил его Учитель.

— Нет, этот раз — первый! — признался Бородач. — А ты?

— А я пробовал! — с горькой усмешкой пробормотал тот. — И не раз! Как и обещал две тысячи лет назад!

— И что случалось?

— Не поверишь — ничего не менялось! Шли столетия, а люди оставались такими же: несчастными, лицемерными и боящимися правды! Как и тогда, в первый раз, мне не помогали ни чудеса, ни речи, ни горячо любившие меня сторонники и ученики! Не спасало даже то, что меня должны были помнить и узнавать! Опять и опять повторялось одно и то же: люди не верили в то, что спасение мира — в любви ко всему живому, в искренности и простых радостях, а не в богатстве, лицемерном соблюдении изживших себя традиций и вечной вражде! Вновь и вновь, несмотря на чудеса исцеления и добрые проповеди, кто-то доносил властям о моей неблагонадёжности и опасности для заведённого порядка вещей, и я попадал в тюрьму И каждый раз очередной начальник обрекал меня на смерть! Причём иногда моим же собственным именем, за нарушение устоев религии, созданной моими якобы последователями и названной в честь меня! Как? Почему так получилось? Когда и кто смог переврать мои слова так, что из доброго и терпимого семени произросло злобное, неистребимое и огромное чудовище?!

Учитель сделал характерный на Ближнем Востоке жест отчаяния и горестно замолчал.

— Ты думаешь, в это раз будет иначе? — участливо спросил его коллега по пророческому ремеслу.

— Посмотрим! — отозвался тот. — Ты же знаешь, на всё воля Божья!

— Исхалла! — согласился Бородач. — Скажи мне, великий пророк, ответишь ли ты на один очень важный вопрос, касающийся тебя и твоего учения?

— Оставь, мой дорогой друг, не называй меня так! — Учитель смутился, хотя ему и было приятно. — Разумеется, я отвечу на любой вопрос!

— Почему твои последователи настаивают на правдивости концепции Святой Троицы?

По тому неподдельному волнению, с которым величайший исторический персонаж произносил этот вопрос, можно было понять, какое значение он имел для него.

Учитель старательно, пытаясь помочь только что обретённому и глубоко симпатичному ему товарищу, наморщил лоб, подумал, а потом, стесняясь своего неведения, вместо ответа спросил:

— А что это такое? Храм, раввин и его обрезание? Или Бог, Диавол и человек?

Словом, эти двое так и не легли спать, в камере до утра горел свет, а тюремщики гадали, ради чего в их заведении можно было бы пожертвовать сладкими снами — минутным спасением от печальной реальности.

* * *

Который день административный директор Центра Исследований Будущего не находил себе покоя. Во вверенном ему научном учреждении происходило чёрт знает что. Во-первых, бесследно пропал один из ключевых сотрудников, отвечавший за чрезвычайно важный и ответственный проект в области генной инженерии. Директору не положено было знать секретной тематики, над которой работал Учёный, но таинственные акционеры Центра не раз, и порою в достаточно настойчивой манере, давали понять, что гениальному генетику должны быть созданы самые благоприятные условия для работы над протеином N. Они не хотели слышать о его вечерних разговорах с самим собой разными голосами (нормальным и странно-писклявым), о неестественной привязанности к пегой лабораторной крысе, о войне с заведующим зверинцем и прочих многочисленных странностях. На последнем заседании совета директоров один из его членов невежливо оборвал перечисление компромата и прямо сказал, что Учёный будет продолжать свою работу даже в том случае, если его поймают писающим в кофеварку господина административного директора. Тогда Директору пришлось закусить губу, налиться кровью и подавиться своим собственным ядом. И вот проклятый гений, регулярно забывавший застегнуть собственную ширинку, взял и исчез. Когда он не вышел на работу в течение двух дней, Директор, как и требовала заранее установленная процедура, забил тревогу. Служба безопасности учреждения посетила квартиру генетика и нашла там лишь покрывшийся плесенью томатный суп и несколько использованных презервативов. Бывшие английские полицейские не нашли там ни Учёного, ни его документов, ни, наконец, предметов его гардероба. Исчезла и пресловутая пегая крыса с порядковым номером «666В». Работники службы безопасности позвонили по заранее оставленному им телефонному номеру где-то в Европе. Разумеется, они не ведали, что после нескольких щелчков трубку подняли не в Швейцарии, не в Дании и не в Лихтенштейне, а в самом что ни на есть Тель-Авиве.