Моменты - [78]

— Ну, это не мои лучшие воспоминания. В этой жизни делаешь то, что приходится делать. Если бы от жалоб работа становилась легче или шла быстрее, я бы там и оставалась, а Фелиция пускай бы гналась себе за своими денежками. Но это ведь не так, вот я никогда и не стремилась тебе рассказать.

— Так, выходит, ты не могла себе тогда позволить еще и меня взвалить на горб, да? И все-таки ничего мне не говорила. Но почему?

— В тот же миг, как я тебя увидела, я поняла, что ты снова вдохнешь смысл в мою жизнь. А на деньги мне было плевать.

Элизабет никогда не могла отделить ту боль, которую она испытала, когда ее бросили родители, от радости встречи со своей бабушкой в самый первый раз. Тот день навсегда остался у нее в памяти.

— А ты любила дедушку? — спросила Элизабет без видимой причины.

Алиса легко сменила тему разговора вслед за Элизабет.

— Да, только я никогда не понимала, насколько сильно, пока его не стало. Иногда я сожалею об этом так… ну, как и об одиночестве.

— До встречи с Амадо я и представления не имела, что есть так много оттенков в любви.

Она могла бы еще и добавить, что не имела представления о том, что можно любить двух мужчин одновременно, но предпочла не делать этого. Алисе спокойнее думать, что у ее внучки только одна сердечная боль, которую надо подлечить.

Глава 25

Присущий началу сезона порыв охватил всех; работа кипела, и лихорадочное оживление распространилось по всему винному заводу. Служащие были довольны, что новый хозяин уже известен, что с работы их никто не выгонит. Элизабет доносили, что и на винном заводе, и за его пределами заключаются пари: удержатся ли «Вина Монтойя» в частном владении, когда наступит пора сбора урожая. Элизабет, идя от противного, гордилась тем, что соотношение ставок было явно не в ее пользу.

Но победа доставалась нелегко. За последние полгода ее мысли, энергия и страсть концентрировались на деле, порой не отпускавшем ее по четырнадцать-пятнадцать часов в день. Редко удавалось выкроить в неделе хотя бы один выходной день. Если не было конкретной работы, Элизабет читала, снова и снова вникая в технические детали винного производства, особо высматривая подробности, о которых Амадо не успел или забыл рассказать ей. Она изучала все, до чего доходили руки, пока не вникла в производство. И слова, которые столь беззаботно произносились в лабораториях и на полях, обрели для нее свой подлинный смысл.

Многие ночи она засыпала на диване в бывшем кабинете Майкла с какой-нибудь книгой о древесном грибке, подтачивающем винные бочки, или о гниении виноградных гроздей, или о проблемах, встречавшихся в процессе ферментации. Потом наступало утро, и она отправлялась домой принять душ и кинуть в рот что-нибудь, а потом тут же садилась за свой рабочий стол, прежде чем появятся служащие ее конторы.

Консуэла тревожилась, что Элизабет чересчур уж сурово обращается с собой. А когда звонила Алиса, Элизабет каждый раз удавалось каким-то образом проводить разговор под девизом: «Ох, столько проблем в жизни, какая уж там работа!» Даже Тони Рейнольдс, который тихо и скромно проводил на винодельне почти столько же часов, сколько и она, время от времени находил необходимым мягко упрекнуть ее: мол, конечно, делу время, а потехе час, но ведь не до такой же степени! Так ведь можно и надорваться. Элизабет терпеливо выслушивала очередной исполненный благих намерений совет, соглашаясь, что ей необходимо сбавить темп, благодарила каждого доброхота за заботу и снова спешила вернуться к работе.

Нет, дело не в том, что она не ценила их беспокойства или не верила в то, что они пытались ей втолковать. Просто ее нежелание уступить шло от почти отчаянной потребности находиться там, где ею будет управлять работа. В ней шел процесс создания новой жизни для себя, процесс сложный, требующий всех сил и обещающий достойно наградить за труды, а главное — в этой новой жизни у нее должно найтись местечко, где ей не будут нужны никто и ничто.

Спустя месяц после смерти Амадо Элизабет начала рассматривать претендентов на должность главного винодела, после отъезда Майкла оставшуюся вакантной. Проведя беседы с дюжиной мужчин и несколькими женщинами, Элизабет так и не подобрала никого. Дэвид Робертсон, который направил к ней нескольких высококвалифицированных специалистов, в конце концов перестал это делать, сочтя свои попытки бесполезными. Он утверждал, что Элизабет не будет довольна, пока не отыщет себе второго Майкла, а поскольку такового не существовало, то она, мол, только понапрасну тратит свое и чужое время. Это обвинение попало слишком близко к цели, чтобы Элизабет могла его игнорировать, и она пообещала себе, что к следующему претенденту подойдет менее критически.

Миновало уже полгода с тех пор, как винодельня лишилась направляющей руки Амадо. Было ясное сентябрьское утро, обещавшее к обеду превратиться в очередной жаркий день, когда в дверь рабочего кабинета Элизабет постучали.

— Открыто, — крикнула она.

Тони Рейнольдс просунул голову внутрь и улыбнулся.

— Вам бы надо выглянуть и посмотреть на результаты исследований «Гамай Божоле», которые только что принесли.