Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше - [2]

Шрифт
Интервал

. Двое водрузили мне его на спину, я засеменил. Спина скрипела, вон оно как — грузчикам. Горбунам. О, проклятые комары, знают свое дело!

Солдат живет перекурами.


13.06.80.

Нас посадили в электричку. (О, радость освобождения от проволоки!) Едем прочесывать лес под Дмитровом. Будем искать пропавшую месяц назад семью.

— Так, разобраться!

— Нам что? Мы ищем себе…

А на самом деле это ж трагедия какая: вся семья погибла.

Ноги промочил в болоте.

Перли сквозь лес, искали следов убиенных (быть может). Ничего. Развороченный костер да сумка рваная.

— Лес… с ним шутить плохо, так же как со степью.

Обед. Расстелили плащ-палатки. Обжигаемся, чавкаем, гогочем и курим, напоследок всегда курим…

Два часа уже рыщем по оврагам. На комарье уж не обращаем внимания. Застывшая лава коровьего навоза.

— Стоять!

Перед нами овражище. Та-а-ам, в глубине, зеленая непролазность.

— Ну-ка! Разобрались цепью тут все!

Сквозь зелень — слепящая чешуя реки. Овраг — громадным колодцем зеленым.

«Выстрелы» пастуха. Коровки.

И мы:

— Лазарев! Крашилин! Ильин! Садыков! Садыков? Садыков! — надорванный голос сержанта.

— И зачем мы их искали там, в болоте? Ну-ка, потыкай, потыкай здесь. Может, чего и вытащишь. Ну, че встали?! Коров не видели?!

— Все наверх! Эй, войска, «наверх» команда была.

Отвесная стена крапивы. Задыхаюсь. Взобрался.

— Ста-а-а-новись!

Облака — как привязаны за ниточки к куполу. Выбрались к деревухе. Навозом пахнет. Колодец…

— Дайте, дайте, мужички, водички!

— А домишки ничего. Во махины богатенькие!

— Ста-а-а-новись! Хватит пить. Сапоги там, что ли, мыть собрались?!

Солдатушки прямо руками черпают в луже солнце и моют (трут) им сапоги. Натирают.

— Пацаны! Там в огороде редиска! На-а-алетай!

— Ста-а-ановись! Лазарев! Крашилин! Ильин! Садыков? Садыков! Едить тебя за ногу! Отделение, шагом ма-а-арш!

Потопали.

Глаза уставились в мятые грязные сапоги «впереди идущего».

Прощальным дуэтом взорали собачонка с коровкой.

Вот и грузовик. Спрессовались в кузове.

Давай! Э-э! Поехали!

Так ничего и не нашли.

Помчали. Пыль в зубы.

— Предупреждаю — не прыгать, а слезать.

— Стаскивай плащ-палатки.

— Второй взвод, сконцентрировались вокруг меня, чтоб на каждый миллиметр квадратный было не менее трех кг.

— Урки! Свободная стая, едем домой щас с первой электричкой!

— А мы щас и едем домой. На два года у нас дом.

— Широков, Широков, слушай загадку. Вот чего будет, если земля закрутится быстрей в пятнадцать раз?

— Чего-о? Не знаю.

— Получишь ты завтра аванс! Га-га-га-га-га-га!

Сидим на траве, ждем электричку. Солнце уставилось в нас и лупит во всю жарь. Облако наплыло на него и засияло, засверкало невыносимым медленным блеском.


14.06.80.

Скребем олимпийский объект. Затейливое здание из красного кирпича.

Солдатики-муравьи обрабатывают плиты перед зданием: выметают, поливают водой. Здесь же гражданские. Снуют прорабы. Девчушки-каменщицы. Пыль, грохот, сип машин.

Во! Бандуру пригнали, махину! Мосгорэкспорттранс. Приехал грязь собирать. Нагрузили. Грязь (ха-ха) на экспорт.

Ф-ф-у, пыль в глаза. И руками-то не протрешь. Желтые руки какие-то, шершавые.

— Товарищ старший лейтенант, вон видите тот грузовик? Мы ж его за пятнадцать минут нагрузили вместо экскаватора.


Мне нравится смотреть на свои руки, загрубевшие в работе. Сижу сейчас на только что подметенном мраморе, перекуриваю и изучаю линии левой ладони, «проработанные» пылью. Будто бы резче обозначилась линия жизни. Какое обилие морщинок. Ха! у меня должна родиться девочка! Девонька!..

Заканчиваем работу, сворачиваем шланги, докидываем последние куски пыли в грузовики. И с завистью (одним глазком) секу за пижонами в джинсиках, периодически возникающими у бочки с квасом.

Сержант:

— Эй ты! Вон там лопата стоит. Берешь лопату и вот этот весь мусор перекидываешь сюда. Быстрее сделаем, и все!

Сделаем… Мы пахали…


15.06.80.

Идет вечерняя поверка.

Ноги гудят, пятки посинели, отвердели. Подковала меня служба.

— Ильин!

— Я!

— Толин!

(Пауза.) О, как невыносима эта пауза! Ну, кто там тянет, мудак.

— Я!

Нет сил писать. Спать. Спать. Спать.

Принял присягу.


Урны, что прижались к казарме, до краев набиты огрызками, обертками, фантиками, пустыми бутылками…

Родительский набег.

От пуза наелись.


16.06.80.

Лейтенант:

— Старший сержант Дмитриев, ты сегодня отрулишь взвод до столовой, понял.

Ефрейтор (фельдмаршал) Д. Тураев:

— Заправляем, как положено мундиру. Я щас буду пра́вя́рять и… выябу! Пять минут отбой! Через пять минут я кого увижу в туалете, будут работать. Понял, да? Этот чей мыло? О — два! Одно — Тураева! Понял, да? Ай-ха-ха!

Башка у него будто размашисто вырублена из пня, волосики коротенькие, впрочем, как и у всех нас, рот всегда приоткрыт, ноздри раздувает, и оттуда вылазят черненькие кустики. Фельдмаршал, да и только!


Свет вырубили, пишу в темноте. Скрип коечный медленно затихает, сейчас пойдет соп, храп. «Отбилась» рота.

И вдруг:

— Слушайте все! Завтра чтоб все были на утреннем осмотре в майках!

(Абсурд!)

Ночь — единственное время, когда солдат может побыть наедине с собой. Словно выныриваешь. Милая, родная моя, я всегда, засыпая, думаю о тебе.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

в которой Ильин узнает, что стал отцом, рассказывает о политической, идеологической, законодательной структуре армии, знакомится с «жизнью по уставу», с традицией просмотра программы «Время», уличает себя в попытке подчиниться «волчьему закону», начинает записывать слова, которые поет его душа, общаясь с природой, и, конечно, тоскует о любимой в перерывах между службой и работой


Рекомендуем почитать
Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Белый цвет синего моря

Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.


Осколки господина О

Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.