Момент истины - [7]

— Преснятина,— предположил Стэннард.

— А получше драндулета нам не нашлось?— спросил Максвелл.

— Драндулеты получше сейчас нужны для другого,— строго ответил пилот,— вы же знаете, какое у нас положение.

— Два часа до столицы,— примялся считать Максвелл, глядя на часы,— час пересадка, еще десять часов до Нью-Йорка, час от аэродрома до города, час на мытье шеи. Наша пресс-конференция через восемнадцать часов.

— Д о л ж н а быть — поправил суеверный Стэннард.

— Я двадцатый,— сказал пилот в микрофон.— Прошу разрешения на взлет. Прием.

Диспетчер в здании аэропорта взглянул на летное поле, на безоблачное жаркое небо и ответил в свой микрофон:

— Двадцатый. Взлет разрешаю.

У стеклянных дверей скромного здания аэровокзала стоял человек, национальность которого трудно было бы определить. Его можно было принять и за европейца-южанина и за местного. Звали его Билл Фарадж. Фарадж видел, как игрушечный самолетик разбежался по взлетной дорожке, замелькав разноцветными ленточками и тряпочками, и поднялся в воздух. Он подождал, пока самолетный крест вначале стал крестиком, затем растаял в небе. После этого быстро прошел к стойке, над которой висела вывеска «Телеграф и телефон», сунул голову о пластмассовую полусферу на стене, похожую на открытую пасть льва, снял трубку телефона, висевшего там, и набрал номер.

* * *

В салон командира крейсера нашел морской офицер и, откозыряв, сообщил:

— Они улетели.

— Это точно? — спросил Седьмой, поднимаясь со стула. — Ошибки быть не может?

— Визуальные данные продублированы. Они в воздухе уже восемь минут.— Офицер посмотрел на часы.— Через десять секунд выйдут из зоны по северному направлению.

— Ну что ж, начнем? — Седьмой оглянулся на командира крейсера.

Тот поднялся со своего места.

Седьмой нажал кнопку переговорного устройства и сказал в микрофон довольно буднично:

— «Глобус». Десятисекундная готовность.

На разных мониторах замелькали цифры — 10... 9... 8...

— 7... 6... 5...

В кабине пилота военного самолета — 4... 3... 2...

В кабинете директора ЦРУ... — 1.. 0...

И сразу забурлила вода под кормой десантного судна. По взлетной дорожке разбежался и поднялся в воздух десантный самолет. За ним выруливал следующий.

* * *

Вдоль ребристой стены фюзеляжа сидели рядком парашютисты От каждого тянулся шнур к проволоке под потолком. Судя по лицам, десантники были из местных. Однако они были разбиты на пятерки. Пятеро местных, затем американец, снова пятеро местных и снова американец.

— Минутная готовность, — скомандовал штурман в микрофон.

Игрушечный самолетом, в котором летели журналисты, вдруг затрясло, как таратайку на ухабах.

— Что случилось? — спросил задремавший было Кларк.

— Грозовой фронт,— сказал пилот

— Вам разве не давали погоды? — спросил Кларк.

— Дали,— мрачно усмехнулся пилот. Только метеорологи — народ скрытный. Жене — и то правды не скажут.

Самолетик тряхнуло сильней. За иллюминаторами молния распорола темное небо. Журналисты тревожно прильнули к стеклам. По ним ползли водяные струи.

— Н-да, ничто так не украшает газетную полосу, как хороший некролог,— задумчиво сказал Стэннард.

— Ну, из нас слепят шикарный,— потирая ушибленную голову, отозвался Mopp. — Украшение для всех солидны газет. Интересно, сколько отвалят полос?

— Не обольщайся,— сказала Катлен. — Кларку — полосу. Максвеллу — три колонки, всем остальным — сто строк.

— У русских есть такое понятие — «братская могила»,— сказал Кларк,— это будет братский некролог.

— Жаль, я не оставила в редакции фотографию, где я в зеленой шляпке,— сказала Катлен.

Так они острили, не очень представляя себе размеры опасности, а не на шутку встревоженный пилот твердил в микрофон:

— Я двадцатый... Вызываю триста... Я двадцатый... Вызываю триста... Прием...

— Здесь триста, — раздался в ответ металлический голос, прерываемый разрядами, —вас плохо слышно, вас плохо слышно, здесь триста. Прием.

— Я двадцатый, попал в грозу, попал в грозу!—кричал пилот...

Еще раз ударила молния, самолетик тряхнули сильней, чем прежде, и треск в наушниках прекратился.

— Я двадцатый! Я двадцатый!..

Пилот снял наушники, тряхнул для верности, еще раз приложил к уху и объявил:

— Рации капут. Будем возвращаться.

— Нам нельзя возвращаться, — сказал Кларк.— У нас все расписано по часам.

— Тогда садитесь на мое место и лезьте в тучу.

— А обойти? — предложил Кларк

— Что обойти? — поднял брови пилот.— Без рации? Тут бы обратно в Баланг попасть...

И он заложил крутой вираж.

— Завтра в Нью-Йорке наша пресс-конференция,— неприязненно глядя на пилота, сказал Кларк.

— Лучше отложить пресс-конференцию на послезавтра, чем навсегда, — ответил тот.

— Это, положим, верно,— согласился Mopp.

— Вот вам не надо было считать часы,— проворчал Стэннард.

— Везет мне с этими Гранатовыми! — в сердцах сказал Кларк.— Во время войны еле выбрался отсюда. Через тридцать пять лет попал, и снова...

— Значит, снова выберемся,— сказал Максвелл.

— Должны выбраться,— поправил Стэннард.

Пассажиры с тревогой смотрели то в иллюминаторы, то на пилота. Только Хольц кажется, не обращал внимания на происходящее. Прикрыв глаза, он продолжал дремать или делал вид, что дремал.