Моляков - Федоров: опыт противостояния - [2]

Необходимость партийного руководства страной, концентрации элиты государства в партийных органах, партийный жесточайший контроль над бюрократией (потеря партийной принадлежности — крах карьеры административной), воплощения государственной идеологии лучшими мыслителями партии в ее программных установках блестяще подтверждает опыт нашего соседа Китая.

Будто бы этого не знали и не говорили умные люди еще в конце 80-х, когда честолюбцы, подобные Федорову, ослабляли партийно-государственные устои СССР. Все эти «мелкие бесы» вряд ли до конца понимали, что творят. Но вот те, кто «лепил» умело и уверенно всех этих «выдающихся юристов», кто сладко тешил их самолюбие, подкармливал бесплатными поездками на Запад, дутыми гонорарами за некие книги и лекции, кто делал их почетными членами различных международных фондов и клубов, прекрасно понимали свои главные цели.

Один умный человек сказал мне недавно, что Путин и Федоров чем-то похожи. Даже внешне. Походка, манеры. Вообще-то облик Николая Васильевича Федорова в каком-то смысле уникален. Эти его многозначительные паузы во время выступлений. Жеманность речи. Выступления с придыханиями, с наполненными слезами глазами. Они могут длиться долго, очень долго, так долго, что потом трудно вспомнить, о чем же, собственно, говорил чувствительный оратор.

Есть это в какой-то мере и у Путина. Оба каратисты. С черными (!) поясами. Православные друзья Алексия II. Походка. Выразительная игра глазами.

Оба предали партию. Предательство родной организации пережили легко, ибо никогда не были настоящими коммунистами — просто обывателями-билетоносцами. Но выгодно это отступничество конвертировали. Не «маркзахаровы» — в президенты выбились!

Тот же умный человек сказал мне: «Делали их из одного теста. В одной мастерской. Процесс поставлен «на поток». Удивительные эти создания приспосабливались для решения самых различных задач. Не было среди них только одной — спасения и укрепления единого советского государства».

Федоров выполнял ответственнейшую программу — бить по партии, по опоре великого государства. С программой попытался справиться с налета, ибо лихое предательство партийной организации было, по сути, не первым, а вторым отступничеством.

Изначально что Путин, что Федоров нарушили общечеловеческие заповеди — нравственные. Если ты не разделяешь марксистско-ленинскую идеологию, то зачем же пишешь прочувствованные заявления о приеме в КПСС? Не убежден, а лезешь! Не согласен — оппонируй, вступай в борьбу, посвяти жизнь утверждению собственных взглядов.

Но! Нужно делать карьеру, а без партбилета — никак. Чтобы получить партбилет — криви душой, двурушничай, изображай из себя стойкого марксиста.

Федорова я впервые встретил в Чувашском государственном университете в феврале 1987 года. Только что начался второй семестр, начались занятия. В перерыве ко мне быстро подошел молодой человек с какой-то оригинальной, сразу запоминающейся стрижкой, круглым лицом, маленькими блестящими глазами.

Быстро сунул руку для пожатия. Представился — Федоров, преподаватель научного коммунизма. Сказал, что мне как преподавателю общественной дисциплины должно сегодня присутствовать на открытом заседании парткома университета. Что он, мол, член парткома, ему поручено оповестить молодых преподавателей…

Манера разговаривать этого «парткомовца» неприятно удивила меня. Странное сочетание желания высказать предложение быстрее, будто бы выполнить необходимую, но не очень приятную процедуру, и какое-то непроизвольное вытягивание слов, жеманная игра голосом.

Анатолий Аксаков, преподаватель политэкономии и, как выяснилось впоследствии, друг-товарищ Федорова, изъяснялся не в пример проще. Был открыт, симпатичен, располагал к себе собеседника.

Тоже был активный «коммунист». Как выяснилось ныне — оттуда же родом, из Кариота. Именно Аксаков на собрании преподавателей кафедр общественных дисциплин предложил кандидатуру Федорова в качестве кандидата в народные депутаты СССР.

Тогда, при первой встрече, я ответил Федорову, что не являюсь членом КПСС и на расширенное заседание парткома не пойду. Тот странно посмотрел на меня, сказал: «Я все равно буду тебя каждый раз приглашать. Ты бывать на заседаниях парткома обязан».

Этот тип людей хорошо мне был знаком еще по Ленинградскому университету. Студентам и особенно преподавателям философского, исторического, психологического факультетов вступить в партию было сложно. Был лимит, была очередь из желающих получить партбилет, некоторые ждали годами.

Но была, в том числе и у нас на философском факультете, категория шустрых молодых людей, которые невероятными способами втирались в доверие к начальству и, перепрыгнув соседей по очереди, вдруг оказывались членами партии. Все нормальные люди «нутром» чувствовали этих «членов», видели их голый прагматизм, склонность к притворству и оголтелому индивидуализму, сторонились, посмеивались.

Были и хитрецы, которые ради вступления в партию на полгода, на год устраивались рабочими на заводы, фабрики, вступали без всяких сложностей в партию, а уж потом поступали в университет, а еще вернее на рабфак.