Молотов. Полудержавный властелин - [25]

— Конечно, — соглашается Молотов.

— Вторая ударная армия наступает, и немцы дают ей дорогу. А рядом две другие наши армии, им немцы оказывают сильное сопротивление. Власов идет вперед, ему зеленая улица. Неужели, — говорит Чистяков, — он, которого я знал как опытнейшего военного, не понимал, что немцы обрубят ему хвост, замкнут за ним кольцо, если эти две армии ему не помогают?

Чистяков считает, что Власов был завербован до того, как попал в плен. Он уже был озлоблен на Советскую власть.

— Вполне возможно. Вполне возможно, — соглашается Молотов. — Правда, из этих сопоставлений трудно понять, насколько это точно.

— Чистяков говорит, что прямых фактов нет, но ему кажется, что и врачиха под Киевом, и окружение в 1942-м были неспроста. С этой врачихой он и сдался в плен. Предлагали ему улететь, весь штаб его улетел, сейчас в Москве все на пенсии, а он отказался.

— Неспроста, — соглашается Молотов.

— И власовцами стали не солдаты его ударной армии, а те, кого набрали из концлагерей. А на эту армию легла незаслуженная тень…

09.06.1976

Чистяков рассказывал о приеме в Кремле в честь Победы. Приглашенные по фронтам подходили с рюмкой к столу Политбюро — чокаться.

— Когда до меня дошла очередь, Сталин взял маленькую рюмочку: «Выпьем за генерала Чистякова — он прославился под Сталинградом! Иван Михайлович, за ваше здоровье!» А Калинин: «Ну, земляк тверской, теперь давай со мной!» И Молотов: «Тоже надо выпить!»

Пока со всеми членами Политбюро выпил, успел набраться. А за нашим столом фужерами пьют и зовут меня: «Иван, давай скорей сюда!»

На следующий день Сталин вызвал Чистякова в ЦК. «Зачем я ему понадобился? — думал Иван Михайлович. — Только вчера все кончилось».

Приехал.

— Ну как? — спрашивает Сталин.

— Голова немножко болит.

— У меня тоже, — сказал Сталин. И продолжил: — Вы Дальний Восток знаете?

Чистяков прекрасно понимал, что Сталину все про него известно.

— Знаю, товарищ Сталин.

— Придется ехать с японцами воевать.

— А я-то думал, война кончилась, отвоевал.

— Ну что, пошлем туда другого генерала, — говорит Сталин, — который не знает условий Дальнего Востока, Маньчжурии, Японии, — он там дров наломает! Принимайте армию.

«Японцев быстро там разбили, — вспоминает Чистяков. — Взял в плен японского генерал-лейтенанта. Тот говорил по-русски. «Как же вы хотели с нами воевать — у вас техника 1905 года?» — спрашиваю. Отвечает: «У нас своего металла нет, все покупное».

Попа одного взяли. Ходит по церквам, машет кадилом: «Иосифу Виссарионовичу многая лета!..» Оказался штабс-капитаном русской армии».

После гибели генерала Панфилова Чистяков командовал его дивизией. Говорит, что Сталин всех генералов делил на «наступающих» и «отступающих». Перед наступлением под Сталинградом Сталин сменил там весь командный состав: всех «отступающих» снял и назначил «наступающих» — Рокоссовского, например.

— И моя очередь пришла. Вызвал Сталин: «Иван Михайлович, принимай армию, ты у нас «наступающий» генерал!

«На Курской дуге, — рассказывал Чистяков, — во время танкового удара наши стали молотить друг друга, танк наскакивал на танк — перепутали!»

С нами за столом сидел генерал-лейтенант авиации Герой Советского Союза Кожевников, его свои же сбили на Курской дуге, и он упал прямо на танк…

«В чем моя ошибка? — признается Чистяков. — Когда сражение кончилось, надо было подобрать танки. Немцы ночью свои танки все увели, отремонтировали и снова на нас двинули. А я посмотрел: далеко идти, потеряем людей… Людское сражение еще не начиналось, только танковое…»

09.06.1976

Беседа с Покрышкиным

…На веранде рядом с Молотовым Александр Иванович Покрышкин и его жена Мария Кузьминична[15]. Сели за стол обедать. Сперва было налито сухое вино. Покрышкин поморщился. Появился коньяк.

Покрышкин смотрит групповой снимок летчиков-героев:

— Этого нет, этого нет, этого нет, этого нет. Дзусов умер. Братья Глинки. Обоих нет. Этот здоровый, пил, курил… А этот не пил, не курил — рак.

— Я ведь тоже на фронте была всю войну! — говорит Мария Кузьминична. — Так что перед вами гвардии рядовой… Нет, сержант я, сержант, в высоком звании.

— А что, — говорит Молотов, — у солдат каждое звание имеет очень большое значение. Здоровье как? — спрашивает он у Покрышкина.

— Да война, знаете…

— У него спина болит, — отвечает за мужа Мария Кузьминична, — потому что во время войны его сбивали, он же падал прямо в лес с самолетом, у него поврежден позвоночник. А потом перенес две очень тяжелые операции. Мы на Покровского молимся. Врачи сказали, что это война.

— То, что поработал, на здоровье не могло не отразиться, — говорит Молотов.

— Ты стреляешь, по тебе стреляют. Перегрузки большие. Сознание теряешь. Так четыре года, — кратко поясняет Покрышкин.

— Он же четыре года воевал, с первого до последнего дня! — добавляет Мария Кузьминична.

— Большое вам спасибо за смелую дипломатию, — обращается Покрышкин к Молотову.

— Вам, вам больше надо говорить спасибо, вам больше приходилось.

— Наше дело маленькое, наше дело стрелять. А ваше дело было — политику построить… Заставить капиталистов воевать против капиталистов… Тяжело было. Главное — победили.